Том 8. Ведь и наш Бог не убог, или Кое-что о казачьем Спасе. Из сказов дедуси Хмыла. Часть V. О спорном и нелепом

Лгало… и Подлыгало…

Но нет! Талант – данность! А нам всегда чего-то не хватает! И то, что дано, не надо нам оно. А значит, надо идти туда, где меня нет! Там лишь «хорошо» ты обретёшь и им успокоишься. От этого счастье нам лишь, когда мы в неведомое стопы свои направляем! Недаром же в народе говорят: «Хорошо там, где нас нет!» Прислушаться бы нам! Но увы!

Когда мы талант, ДАННЫЙ нам, в люди несём, служим им с его помощью, то всё время за то доплачиваем прорехами в жизни разными да потерями! Чтобы скрутно нам было! Потому как дёшевы добродетели наши. Задумка наша, предназначение, другими словами, там, где ничего у нас не выходит. Или выходит с трудом! А не там, где всё у нас гладко получается.

Только не призвать призывами

никого. Сколько ни говори человеку, что его «благородные порывы», как правило, послуг заработка, на своём он стоит. Мне это надо, и буду то делать! Вот кто-то, когда сам голоден, десяток других враз накормит. Но когда сыт он, скуп безмерно. И жалость к себе вызвать пытается – мол, копейка в кармане. Ему-то и надо переступить через эту «копейку». Да не получается! Но в своих глазах он – сама добродетель. Правда, скромная! Я, мол, на этом не настаиваю, но…

Не видит этот «добродетельный» человек, что доброта его – в укор ему! Легко делать то, что легко даётся! Легко, но дёшево! А вот то, что тяжко для нас, мы даже не замечаем. А потому неизбежно доплачивать придётся. И доплата та со скорбью будет! А иногда и с потерями! Забыл ты, что всё дороже! Да и благодеяния наши, которые нам ничего не стоят, не отзываются в душе того, кому они предназначены. А вот нас они в искушение вводят, ибо где-то там глубоко-глубоко внутри себя мы восклицаем: «Ах, неблагодарная неблагодарность – чёрным за белое воздавать!» Так вот мы и теряем себя, творя доброе. Ибо дёшево живём. Оттого и слёзы льём.

А вот те крохи, которые мы на подвиге можем другим дать, когда у главного в жизни своей отнять надо, нам нас же возвращают. Тем умаляясь, и возрастаем мы!

Так что добро добру рознь! Присмотришься к себе – и видишь, что гумызник ты! Только и тут нечто возмутится в тебе. Ах, ох, эх! Сколь, мол, ни делай другому, сколь ни давай ему, мало тому будет! Он больше всяк раз попросит! Ещё и ещё! Только не он это просит. То жизнь тебе ставку повышает! Увы! Чем ближе к той самой Истине, за которой мы гонимся – не угонимся, тем ставка выше и выше, тем скорость быстрей и быстрей. И знает это душа наша! Знает! Но не готова она с головой в это «всё дороже» кинуться. Ищи дурака!

Так вот мы и путаем божий дар с яичницей, потому как умны. Меняем стрижа на ежа! А потому…

Потому суждено нам битыми быть да потери нести. Кто плут, для того сделан кнут. А кто плут? Да тот, кто других учит, как жить! Кто миру толмит, что делай добро – и добром одарён будешь! А коли ты сувор, то и в жизни твоей суворы одни встречаться будут!

Увы, не попрать нам разделение в этом случае. Добро к добру грех лишь умножает! Не перековать мечи на орала! Не достигнуть полноты так! Горе от зла! Но горе и от добра лишь. Недаром говорят, что затянувшееся удовольствие оборачивается мукой. Всё, что дошло до края, оборачивается! Оборот, оборот и оборот! Вертмя вертится! И нет выхода из этого колеса Чернотропа. Ни в добре, ни во зле нет спасения!

Тут-то самое время воскликнуть: «Если всё бесполезно, если знаешь, что проиграешь, то зачем за дела браться?! Как-то я тут запутался».

Да! Суета всё! Тщетно! Но не бесполезно! Печаль да сожаление тебя тогда лишь охватывают, когда ты победить хочешь! По-бе-дить! И дела делаешь победы ради! Не ради того, чтобы чашу сию до дна испить. Разве разочарование не есть та польза, ради которой дела твои? Ведь что польза есть? По льзе когда. А льза – это льгота, лёгкость. Польза же – это и есть облегчение – умаление. Тогда мы его обретаем, когда на ермаках, жернова так называли, нас жизнь перемалывает. Так что разочарования – наша молитва! И нет в нём, разочаровании том, досады. Стих! Когда стихает в тебе негодование. А коли досада осталась, то не испил ты чашу сию до дна, не разочаровался. Поражение своё сорвал да в котомочку души

своей сложил его. Оно твой урок. Пусть и неосознанный. Только если тебя гложет «разочарование» твоё, далёк ты от Стиха – алы! И от Угада далёк об Истине. Обернётся вертмя, и вновь ты продолжишь чашу ту пить. И повторится всё, как встарь. До Стиха, до алы! До мудрости, которая преддверие любви есть. Мудрости, которая не осуждает, не разделяет, на своём не стоит, но и собой не кормит, неохотности дабы не потворствовать, или дармоедству.

* * *

Странное ощущение! Я поймал себя на том, что сказ Лесника – будто море волнующееся. Его слова, словно волна, то поднимали меня ввысь, то низвергали в пучину, вызывая непередаваемый восторг. Я буквально парил на них, испытывая удивительное чувство полёта. Раньше я слышал от него же о чём-то подобном, но воочию ощутил это чувство впервые. И только сейчас меня осенило! Ах вот ведь что оно значит – дать надежду другому! Это не просто сказать ему пару-тройку слов поддержки. Нет! Это окрылить человека! Дать ему… и тут даже слов нужных не подберёшь. «Окрылить» ближе всего будет. Но «окрылить» – не образное выражение. Его нужно воспринимать в прямом смысле. Тебе дают крылья, на которых ты паришь над… тщетностью и обречённостью мира.

Увы, слова Лесника, если не вдумываться в них, воспринимаются далеко не жизнеутверждающе. И даже наоборот – от них веет безнадёжностью, или, как бы сказали «жизнелюбы», тоской смертной. Потому-то у него и не было особо слушателей и тем более преемников. Пугала возможных соискателей чернуха сказов его. Хотя многие блазнятся на «науку хитрую», колдовскую! Ох и многие!!! Надеются в ней для себя лишь пряники обрести. Чтобы всё было и за это ничего не было. А нет тут пряников! Разве что для завлекухи поначалу поманят. А потом мрак один начинается.

Но стоит углубиться в его «науку», пристальней вглядеться в неё – и ты начинаешь видеть, что она-то с изюминкой! Мрак тот – не мрак, но чистилище, истинную надежду нам дающее и суть сутей раскрывающее. Только не каждый хочет присматриваться-то. Может быть, правда, не дозрел он, чтобы с ветки пасть? Живёт такой, маетой мается, верит, что завтра он непременно счастливый билетик вытащит и заживё-ё-ёт! А всё это… «Наука» какая-то там… Зачем оно тебе надо? Делом бы занялся!

Не хотят люди ничего слушать и слышать. Сами, мол, с усами! Сколь приходило пророков, ради людей этих же на кресте распявшихся! И что? Да всё то же самое! Вертится вертмя! Да и ладно! Всему срок свой!

* * *

– И вновь о том же самом скажу я тебе, – лился сказ Лесника. – Человек хоть и мается от раздробленности в самом себе, но не очень-то он и торопится с самим собой подружиться! А потому туго науку добрую внимает. И тут ему на благо будет вбивать и вбивать «гвозди» науки той в голову. Ну, раз он сам того пожелал, раз договор на то есть, да невнятным оказался. Увы, так оно всюду! То, что легко даётся, на душу не берётся. А что ей гоже, то вбивать часто приходится. По договору, по её согласию. Без насилия.

Так что назвался груздём – слушай!

Вот мы все безнадёжно больны порядочностью. То есть все мы люди глубоко порядочные! И нам не нравится, когда другие ведут себя недостойно. Болезнь эта ейбожьем называется. Ей-богу, мол, я не такой! Не-е-ет!

И если есть болезни разные, от Бога ли, от дьявола, от Духа Святого, от людей, то эта – от Изначалья! От разделения! От греха она! Когда, к примеру, кто-то говорит в присутствии купца, что не приукрасишь – не продашь. А по сути, не обманешь – не продашь. Он, купец, ему в ответ: «Ну-у-у, брат! Это тебе просто не повезло с честными людьми столкнуться! Сам, небось, рыжий! Вот тебе и попадаются люди мутные да лживые. А я – ни-ни».