Том 9. Лорд Бискертон и другие
Шрифт:
И в самый сладостный миг грез что-то жесткое и острое впилось ей прямо в душу.
«Ага, — торжествующе провозгласила Совесть, сызнова берясь за свое. — Попалась!»
Когда лорд Бискертон вошел в бар «Веселые пахари», он был пуст, если не считать рыхлой леди в черном атласном платье и с огромной брошью на груди с надписью серебром «пупсик». Она стояла за стойкой, как альпийский сенбернар, ожидающий возможности оказать помощь жаждущему. Она приветливо улыбнулась Бисквиту и поделилась мнением
— Хороший денек, — сказала она.
— Лучше не бывает, — сердечно отозвался Бисквит.
Пенящаяся кружка перешла из рук в руки, и полился приятный незатейливый разговор, какой обычно возникает при подобных обстоятельствах.
Искусство обмениваться словами через стойку даровано не каждому. Бывает, что лучшие умы лишены этого дара. Взять, к примеру, покойного Герберта Спенсера. Но для Бисквита это была родная стихия. Он немедленно становился приятелем каждого бармена и каждой барменши. У него были приятные манеры, и говорил он разумные вещи. Больше того, он умел слушать. А поскольку каждая девушка за стойкой располагает длинным списком жалоб на своего хозяина, это качество ценится у них выше красноречия.
К тому моменту, когда Бисквит одолел четверть пинты эля «Сёррей», между ним и барменшей установились отношения сердечной доверительности. Мало-помалу беседа приобрела личный оттенок. Барменша с самого начала критически смотрела на бороду, но до поры природный такт удерживал ее от словесного выражения своих сомнений по этому поводу.
— Зачем вы ее носите? — наконец спросила она.
— Другой нет, — ответил Бисквит.
— Чудно как-то.
— Вам не нравится?
— Я ничего против не имею. Но смотрится чудно.
— Было бы еще чуднее, — возразил Бисквит, — ежели бы половина была розовой, а половина зеленой.
Барменша подумала и согласилась.
— Но так тоже чудно, — все же сказала она.
— Знаете, как я ею обзавелся?
— Отрастили небось.
— Ну, что вы! Это долгая история. Надо вам сказать, что ребенком я был прелестной девочкой. Но в один прекрасный день нянька везла меня в коляске и остановилась поболтать с солдатом, как это в обычае у нянек, и когда отвернулась от коляски, из кустов выскочила цыганка с отвратительным бородатым мальчишкой на руках. И знаете, что она сделала? Выкрала меня из коляски и на мое место уложила этого бородатого мальчишку. С тех пор я стал мальчишкой с бородой.
— Жаль, что она не положила в коляску бритву.
— Бритва тут без пользы, — вздохнул Бисквит. — Они тупятся и ломаются. Как и резаки для колючей проволоки. Один доктор, с которым я консультировался, порекомендовал мне ее выжечь. Я возразил, что огонь, может, и остановит рост волос, но я, пожалуй, тоже сгину в пламени. Мои слова произвели на него впечатление, он заметил, что это не приходило ему в голову. В общем, история малоприятная и доставляет много хлопот.
— Знаете, что бы я сделала, если бы вы вошли сюда несколько лет назад?
— Что?
— А
Она протянула руку и, весело хихикнув, с силой дернула Бисквита за бороду.
Это было последнее ее хихиканье на многие и многие дни. Знающие люди утверждали, что она уже никогда не была такой, как прежде. Берри, как раз взявшись в ту секунду за дверную ручку, замер, оглушенный ее визгом. Убивают там, что ли? Распахнув дверь, он вновь остановился как вкопанный.
Зрелище, открывшееся его взору, могло бы парализовать кого угодно. За стойкой неподвижно стояла барменша, держа в руке бороду, и казалась чем-то огорченной. Напротив нее, тоже смущенный, застыл его школьный друг, лорд Бискертон. Берри был не в силах шелохнуться. Давно он не видел таких кошмаров.
В следующее мгновение немая сцена оживилась. Вырвав бороду из рук барменши, Бисквит торопливо приладил ее к лицу. А барменша, издав длинный, протяжный стон, повалилась на бок на манер леди, падающей в обморок.
Бисквит, хотя и испытывал к барменше искреннее расположение и успел насладиться беседой с нею, все же не до такой степени проникся чувствами, чтобы задержаться для оказания первой помощи. Он торопился в другое место, но, бросившись к двери, увидел Берри и остановился на полпути.
— Бисквит! — вскричал Берри.
— Господи Боже! — промолвил лорд Бискертон.
Не тратя времени на комментарии, он схватил Берри за руку и повлек к выходу. Только оказавшись с глазу на глаз во дворе, укрывшись от посторонних взглядов каменной стеной, Бисквит пустился в объяснения.
— Какого черта ты тут делаешь, Берри?
— А ты?
— Я ехал в Сандаун. А тебя как сюда занесло?
— Я следовал за тобой, чтобы узнать, куда ты направляешься.
— С какой стати?
— С такой. Что ты болтаешься по всему Лондону и близлежащим графствам с длинной бородищей?
На лице Бисквита отразилась глубокая озабоченность.
— Ты хочешь сказать, — запинаясь, произнес он, — что сразу узнал меня?
Берри сообразил, что не стоит с порога отвергать это предположение. Быстрый умом, он понял, что ему предоставили шанс показать себя либо проницательным наблюдателем, либо доверчивым простаком. Берри выбрал первое.
— Разумеется, узнал, — с достоинством ответил он.
— На Бонд-стрит? — допытывался Бисквит.
— Конечно.
— То есть сразу, как я с тобой заговорил?
— Ну да.
— А почему же не раскололся?
— Решил тебя подурачить, осел ты этакий.
— Подурачить меня?
— Да. Мне показалось, что ты расстроишься, если увидишь, что не удалось меня провести.
— Черт! — в сердцах выдохнул Бисквит.
— А зачем ты все это затеял?
— Берри, — дрогнувшим голосом сказал Бисквит, — ты, надеюсь, знаешь, что Ферраро и прочие в «Беркли» знают меня как облупленного?
— Ну да.
— Именно это побудило меня искать нетривиальный выход.