Том 9. Лорд Бискертон и другие
Шрифт:
— Вот именно. Топорщится. Глэдис из «Замка» говорит, — продолжила Обломок Прошлого, без паузы переходя к новостям, — у них нынче грабители объявились. Говорит, никогда не видала майора таким лиловым. У нее был выходной, и, когда она вернулась домой, он бегал по саду с револьвером в руке и что-то бормотал. Очень был сердитый, говорит Глэдис. Будешь сердитым, коли ворвутся к тебе в дом и станут кепи воровать.
— Неужто кто-то украл у майора кепи? — спросил, оживившись, Берри. Он терпеть не мог эту деталь его туалета.
— Истинно так, мастер Берри. А еще кто-то камнем разбил в доме два окна.
— Значит,
— Ничего, — успокоила его миссис Мудрость. — Я переговорила с мистером Финбоу, он обещал следить.
— Кто такой мистер Финбоу?
— Это джентльмен из полиции, он обещал, что, хоть Малберри-гроув и далековато от участка, он будет приглядывать. Я подумала, что это очень благородно с его стороны, и угостила кексом. Какое совпадение — мистер Финбоу родом из тех мест, где я жила девочкой. Я всегда говорю, что мир тесен. То есть, я хочу сказать, из тех мест в том смысле, что мои дорогие папа и мама имели коттедж в Хертфордшире, а мистер Финбоу жил в Бирмингеме, но, в конце концов, что ж тут странного. Мы славно поболтали. Вы позволите мне взять щетку и хорошенько почистить ваш костюм, мастер Берри?
— Спасибо, не надо, — поспешно остановил ее порыв Берри. — Некогда. Надо торопиться. Если я не успею на поезд в шесть пятьдесят, опоздаю на обед.
— Смотрите не перегрузитесь!
— Не беспокойтесь. Я не настолько голоден, чтобы наброситься на еду.
— Я имею в виду, что опасно сидеть на сквозняках в вагоне, когда шторы открыты.
— Я их закрою, — сказал Берри. — До свидания.
Он вышел из дома, сопровождаемый возгласом восхищения со стороны соседа, лорда Бискертона. Бисквит как раз пропалывал сад возле парадного входа, со всей энергией отдаваясь этому занятию.
— Вот это да! — воскликнул Бисквит, поедая глазами великолепие своего друга. — Собираешься кого-то здорово Удивить, а? Что случилось? Тебя пригласили на чай в Бэкингемский дворец?
— Традиционный сбор, — коротко пояснил Берри. — Если бы ты не был таким шалопаем, поехали бы вместе.
Бисквит мотнул головой.
— Для меня эти радости в прошлом, — сказал он. — Я наперед знаю, что меня там ждет. Инициативная группа посадит тебя либо между парой выживших из ума стариканов, которые будут, вытягивая шеи через твою голову, вспоминать, как их отпустили с уроков во время битвы при Гастингсе, либо в куче недорослей, которым хочется головы поотрывать. И еще вопрос, какой вариант поганей. В прошлый раз меня усадили с недорослями. Не поручусь, что кое-кто из них не прибыл в детской коляске. Заметил ли ты, старина Берри, как помолодел мир вокруг нас? Это потому, что мы сами стареем. В золоте волос появились серебряные нити. Тебе сколько?
— Двадцать шесть стукнет.
— Глубокий старик, — констатировал Бисквит, щелкнув языком и выдергивая сорняк. — Глубокий старик. На следующий год тебе будет двадцать семь и, если я правильно загнул пальцы, потом — двадцать восемь. Можно сказать, в ожидании конца. Себя не обманешь, дружище, мы катастрофически быстро стареем, и наше место у печки.
— Значит, не едешь?
— Нет. Останусь здесь, буду возделывать свой сад. Очень возможно, что крошка Кичи Вэлентайн выйдет погулять и мы поболтаем через забор. Насколько я понимаю,
Окинув взором компанию, разместившуюся в Восточном банкетном зале отеля «Мазарин» на Пиккадилли, Берри быстро сообразил, какой из двух вариантов, упомянутых Бисквитом, выпадет сегодня на его долю. Выжившие из ума стариканы составляли на традиционном сборе ударную силу, но они все сидели за дальними столиками. Ему же было уготовано место в самом центре зала, среди молодняка. Его взяли в кольцо жизнерадостные юнцы, которые наслаждались обществом друг друга и совершенно не нуждались в компании Берри. И по мере того, как он наблюдал за чужим
весельем, его собственное настроение делалось все мрачнее и мрачнее.
Он уже понял, что совершил большую ошибку, взяв на себя такое испытание. Он был никак не расположен выносить общество этих безусых юнцов. Разгоряченные выпивкой, они замельтешили между столиками, что ужасно раздражало людей зрелых и настрадавшихся. С каждой минутой, уносящей кусочек его жизни, их детская непосредственность все больше и больше выводила Берри из себя.
Некогда, думалось ему, — о, как давно это было! — он тоже пребывал в таком расположении духа. Некогда он тоже жил в Аркадии и преломлял хлеб на дружеских пирушках. Как далеко в прошлое ушло все это!..
Скоро ему стукнет двадцать шесть! Дожил. Двадцать шесть, ни годом меньше, и никуда не денешься.
А на что он потратил свою жизнь? Ни на что. Не говоря уж о том, что, встретив наконец девушку своей мечты, он преспокойно позволяет ей исчезнуть прямо средь бела дня, чего вообще он смог достичь? Ничего. Умри он нынче ночью — например, поев вот этой подозрительной рыбки, усопшей от неизвестной причины и положенной перед ним официантом-астматиком, — какой след оставит он по себе? Практически незаметный. Едва видную царапинку.
Пожалеет ли о нем та девушка? Вряд ли. Вспомнит ли она вообще, что встречалась с ним? Вероятно, нет. Такая чудесная девушка встречается с мужчинами на каждом шагу. С какой стати держать ей в уме столь невидный образец мужской породы? Такая девушка может рассчитывать на внимание сливок английской мужественности. Она находится в эпицентре бурлящего потока дерзких и красивых субъектов, раскатывающих на «бентли», в карманы которых стекается все золото мира. Какие у него основания рассчитывать на то, что она хоть раз о нем вспомнила? О старой развалине двадцати шести годов… Внезапная вспышка интуиции подсказала ему, почему она покинула его, не сказав ни слова. Он ей просто наскучил, и она смылась, улучив подходящий момент.
Достигнув глубин самоистязания, Берри готов был углубиться и ниже, но тут в левое ухо ему ударил огрызок булки, посланный крепкой молодой рукой. Конвульсивно дернувшись, он на мгновение забыл о девушке. В подобных обстоятельствах Данте забыл бы о Беатриче. Огрызок был порядком затвердевший, с острыми краями, и эффект от его попадания можно было сравнить с прямым попаданием разрывного снаряда. Берри угрожающе поднял глаза. И тогда дитя, сидевшее на другом конце стола, с извиняющейся улыбкой нанесло ему последний удар.