Томчин
Шрифт:
Объяснил обеим, что зачисляю их в жены, ставлю на довольствие и посещу при ближайшей возможности. Племя они спасли, могут этим гордиться, любовь моя к ним безмерна и я их очень уважаю за героический поступок, пусть всем рассказывают. На пиру сидеть рядом, всем улыбаться, жизни радоваться, а то - смотрите у меня!
На другой день после пира один из бывших пленных прямо в стойбище захватил в заложники младшего сына Бортэ, мальчишку лет десяти, и поволок его между юртами, приставив нож к горлу. Хорошо, что это увидела моя названная мать и закричала, созывая мужчин. Второй раз хорошо, что недалеко были по своим делам двое из моих ближайших телохранителей, и один из них, Джелме, зарубил террориста топором. Причиной нападения, скорее всего, была месть. Расследования не проводили - и так ясно, что ничего у меня из затеи со смычкой не получилось.
Из большого соседского племени к нам прибыл посол. Жизнь-то налаживается, выходим на международный уровень отношений, послы
Недалеко соседи живут, посол за неделю обернулся. По поводу наших с Бортэ матримониальных предложений ответ прозвучал близко к: - пошли вы в жопу! Вообще-то даже более оскорбительно, что уж здесь говорить о возможном союзе. Нда, чего-то я вокруг нас и в оценке наших дел явно не доглядел.
На другое утро пришла плохая новость. Нас покинули мой драгоценный дядя-мародер со своим сыном-мародером Хучаром и господин Полковник - Алтан, уведший практически всю свою дивизию. Дядя и двоюродный братец тоже увлекли с собой более пяти тысяч воинов. С учетом погибших в резне у меня осталось менее одной дивизии из трех, с которыми я начинал поход. С ними отбыли все их домашние, а также табуны, отары и прочее движимое имущество, поскольку недвижимого здесь нет, и не бывает. В один день я потерял почти половину своих войск, оставшись с неполной дивизией ветеранов и примерно пятнадцатью тысячами разного сброда, который тут же начал расползаться. Хитрые дядя и Алтан кочевали своими таборами по нашей совместной племенной территории, кочевали и, как-то, незаметно, перекочевали за ее границы, отправившись искать лучшей жизни и более щедрого покровителя. И, очень похоже, что они его найдут в лице соседнего хана, только что пославшего меня в жопу.
Следом пришла информация о многочисленных поджогах на пастбищах на всем протяжении границы с соседом. А я, по прежнему, ничего не придумал и не мог решить: сниматься ли нам со стоянок и уводить гражданское население вглубь нашей территории, или подождать дальнейшего развития событий. Народ ускорил темпы расползания. Что-то будет. Расставил частые патрули под командой надежных людей по горящей границе и ждал следующей информации.
И она пришла, дурацкая и неприятная до невозможности. Соседушка давал согласие на предложенные нами браки, брал жопу назад и приглашал меня в гости лично, с небольшим эскортом. Господи, до чего меня эти азиатские хитрости задолбали! Вот сидит старичок и думает, что я поверю его ласковым посулам и он меня зарежет. Он азиат хитрый, а я лох. Баран он, я могу его просто так зарезать, без хитрости, мысль такая в голову придет и амбец старичку-обманщику. Чтобы кого-то зарезать, дед, не обязательно его обманывать, просто воткни нож в правильное место и не парься. До нервного срыва довел, гаденыш! Послал людей, чтобы проехали пол-дороги, имитируя меня с охраной, а потом вернулись. И пусть думает.
Досиделся! С утра прискакали разведчики: войска хана пересекли нашу границу. Примерно пятьдесят тысяч, может больше, с ними пятнадцать тысяч бывших наших. Темпы перехода конницы мне известны, приказал всем все бросать, садиться о двуконь и срочно уходить в глубь нашей территории на восток. Ведь ясно же все было, чего тянул? Сам с дивизией Чжирхо остался невдалеке прикрывать отход гражданских. Надо было посмотреть на состав войск и действия противника, и прикинуть возможную операцию, но, без реальной подготовки, Генерал и Полковник на раз раскусят мои ходы. Что делать?
Двое суток мы пятились, отступая, прикрывая отход, угрожая ударом то на левом, то на правом фланге и избегая входить в соприкосновение с противником. Постепенно это становилось бессмысленным, все кто хотел и мог спастись - спаслись, надо было подумать о дальнейшем ведении войны. Я оставил две
Но недолго продолжалась тишина нашего отдыха, на третий день вдали, у степного горизонта, показались клубы пыли, враг настигал нас. Оставив в лагере двести всадников для охраны запасных коней, я во главе оставшихся восьми тысяч выступил навстречу судьбе нашего племени. Биться до последнего с противником, захватившим почти всю нашу землю, выполнить свой долг перед доверившимися мне и поверившими в меня людьми, или смириться с исчезновением моего народа, который растворится в ордах захватчиков, подобно многим и многим, прошедшим этот путь до него? Не знаю, что бы я выбрал еще полгода назад, но, давая слово Бортэ, внутри себя я ей дал слово офицера. Сейчас это решит мою и их судьбу. Врагов было около двадцати тысяч, увидев нас они остановились и стали традиционно выстраиваться для атаки, тасуя разноплеменные части, со стороны не поймешь, слабого или сильного выставляя на ее острие. Наших бывших коллег было не видно, наверно, разлетелись по дороге, не удержавшись от традиционно любимого занятия, как и остальные приблуды, отправившиеся пограбить на халяву тех, на кого в другое время опасались даже тявкать из под забора. Нашу участь это не слишком облегчает, перед нами костяк, наиболее сплоченная и профессиональная часть войск соседнего племени, многие годы воюющая бок о бок умело и жестоко. Ветераны против ветеранов, только моих в два раза меньше и нам некуда отступать. Никакого выигрыша от отсутствия Генерала и Полковника я не получаю, идей все равно нет, как нет и пространства для маневра. Голая степь и две толпы друг против друга, большая и маленькая, и играть придется по их правилам.
Единственный наш шанс был использовать то состояние бешенной злобы наших воинов, схожее со злобой загнанного охотниками волка, ощутимо реющее над последней дивизией. Я буду четырежды бросать по две тысячи этих берсеркеров в самый центр наваливающейся на нас толпы и, уверен, каждый перед смертью уничтожит гораздо больше двух воинов врага. До заката я наблюдал, как сносило ураганом и буквально растворяло вражеские эскадроны на пути моих отрядов. Как постепенно их продвижение замедлялось, направленные с флангов удары начинали сдвигать их несущие смерть ряды, и я снова слал очередное подкрепление. Мы никуда не хотели прорваться, мы хотели как можно больше их уничтожить. На закате я повел последние наши силы в атаку и все повторилось, потом сопротивление ослабло и мы увидели спины наших врагов. Они бежали. Наступила ночь. Поле битвы осталось за нами.
Более-менее собрались, поискали наших раненных и скрытно выдвинулись к назначенному ранее месту сбора - лагерю. Всю ночь подъезжали отставшие раненные, потерявшие сознание в битве и как-то очнувшиеся позже в ночи. Нас осталось две тысячи восемьсот, из них две трети ранены, многие тяжело. Из известных мне лично преданных воинов погибло более двадцати. Второй сын Бортэ ранен, тяжело ранен Хоилдар, один из моих офицеров. Потери соседей меня не интересовали. Много, наверно.
Утром мы снялись из лагеря и ушли в предгорья, встав буквально копытами коней на нашу границу. На всякий случай, мы не знали, в каком состоянии враги и что они опять предпримут. Раненным был нужен хоть какой-то покой и мы в степи не в сможем их защитить. Думаю, и здесь не сможем, но делаю все что могу. Вокруг отличные пастбища, имеется лес, можно охотой добывать пропитание.
Хоилдар умер. Из тяжелых умерло около двухсот человек. Остальные поправляются. Прискакал перебежчик - и такие еще есть! Сообщил, что соседи готовят новое наступление. И, в какой раз, выручила Борте - предложила выйти в район кочевий ее рода, откуда выходила замуж, там передохнем. Через две недели мы расположились на отдых в стойбищах рода Бортэ.
Глава 8.
Уже неделю мы здесь, мои люди неплохо размещены и накормлены, оставшимся раненым оказана помощь и скоро они будут в строю, лошади отдохнули и набирают вес на великолепных пастбищах. Я благодарен великодушному главе рода, который, несмотря на очевидную угрозу этим гостеприимным людям, предоставил нам кров и заботу друзей и родственников. Пора и мне задуматься о пути возвращения наших земель, восстановлении силы племени и изгнании захватчиков. Отсутствие идей еще не повод для бездействия, его губительность нам уже доказана. Нужен план борьбы и его неуклонное воплощение, а не разовый фейерверк выигранного сражения. Восстановление будет постепенным, одним наскоком и, даже истреблением части оккупантов, этого не решить. Для начала нужна какая-то ниточка к пониманию причин круговерти, происходящей на этой земле. Моя неудачная попытка создать островок временной стабильности провалилась не случайно. Стечение событий слишком быстро разрушило созданный мною мир, не успевший дать ощутимых для всего народа плодов. Но конец был закономерен, как и крах всех моих предшественников.