Томка и рассвет мертвецов
Шрифт:
— После разговора сможешь забрать его обратно, не волнуйся. Но я должен быть уверен, что ты не станешь палить.
— Мне бы тоже хотелось получить аналогичные гарантии.
— Два с половиной!
Я услышал щелчок.
— Черт с тобой! Опускаю на землю, угомонись!
Я был взбешен. Меня разоружили, и все это видел мой подчиненный, для которого я должен служить «примером несгибаемости и мужества». Клянусь, когда все это закончится, я надеру мальчишке задницу.
В том, что передо мной именно мальчишка, я убедился уже в следующее мгновение. Я выполнил обещание,
… и еще один важный вопрос следствия отпал.
Передо мной стоял человек, которого я видел на любительском армейском порно. Один из тех, кто крепко держал несчастного Кузнечика, пока Коршунов творил сексуальный беспредел. Не очень крепкий парень и давно не пытавшийся начать здоровый образ жизни. Таких часто можно увидеть во дворах за столиками с пивом. Совершенно невыразительный тип.
— Видео принес? — спросил он. Сейчас, при хорошем освещении, было видно и то, что он далеко не так уверен в себе. Мне показалось, что он готов в любой момент бросить пушку и дать деру. Я оглянулся через плечо. Стадухин оставался заблокированным в своем автомобиле, и державший его на прицеле ковбой также не отличался крутизной. Он не мог стоять на месте, переминался с ноги на ногу и нетерпеливо оборачивался к месту основных событий.
Чертовы сопляки-наркоманы!
— Это ты вломился в квартиру Захарьевой?
— Пашкиной тетки?
— Не отвечай вопросом на вопрос, не тяни резину. Ты искал диск?
— Если ты сам все знаешь, зачем спрашиваешь!
— Просто уточняю. Для полноты картины, так сказать.
— Так он с тобой?
— Диск со мной, но откуда ты знаешь, что это единственная копия и видео не гуляет в сети?
На мгновение он дрогнул. Безусловно, эти вопросы посещали его, и ответы не внушали оптимизма.
— Пашка не мог… Он держал до последнего… Я знаю…
Я закрыл глаза. Сделал глубокий вдох. Присел на горячий капот своей машины. Ко мне вернулась моя былая выдержка.
— Ответишь на несколько вопросов, и я отдам тебе запись. Идет?
Парень все еще держал обрез нацеленным в мою сторону, но руки уже готовы были опуститься.
— Рыжий! — крикнул его напарник. — Не затягивай! Давай уже быстрее, пока народ не появился.
Рыжий колебался. Мячик лежал на моей половине поля, поэтому я парнишку не торопил, с затаенной улыбкой наблюдал за его страданиями.
— Ладно, спрашивай.
Он опустил ствол, хотя и дал понять, что готов поднять его в любой момент, если что-то пойдет не так.
— Кто делал запись?
— Кто-то из наших стариков… не знаю, телефон халявный, на нем было много порнухи, поэтому аппарат ходил по рукам. Он и сейчас со мной, с тем самым номером…
— С каким «тем самым»?
— С которого я звонил. И номер, и телефон остались после дембеля у меня. Я так и не знаю, чей он, просто оплачиваю и иногда использую. Вообще, никто
Тут он смутился. Мышцы на лице дрогнули. Парень, очевидно, вспомнил, какую роль исполнял на этом шедевральном видео.
— Никто не знал, что вас снимают, верно? — помог я. — В противном случае, вы бы сразу это пресекли. Есть идеи, кто это сделал?
— Кроме Комарина некому. Тот еще сучонок, падла, стукач…
Рыжий сплюнул на землю. Я кивнул. Картина вырисовывается вполне гармоничная. Остались последние два стеклышка этой мрачной готической мозаики.
— А теперь самое важное. Что случилось с Павлом? И куда подевался Коршунов?
Тут мой Генерал Песчаного Карьера сник. До сего момента он твердо держал обрез обеими руками, а теперь просто опустил его одной рукой стволом вниз. Он обернулся себе за спину — туда, где за холмом вороны кружили над Преображенским кладбищем.
— Я знал, что этим все закончится, — пробормотал Рыжий. — Я его предупреждал, что лучше оставить все как есть, но он не послушал. Он вообще никогда никого не слушал, идиот…
— Стоп, стоп. Что ты несешь?
Напарник Рыжего, державший под прицелом Стадухина, занервничал:
— Эй, завязывай! Или я сваливаю!
— Да вали уже, кретин! — крикнул Рыжий. — Забирай свою пушку и вали!
Несколько секунд ковбой колебался. Желая помочь ему с принятием решения, Саша Стадухин поддал немножко газу: «тойота», рявкнув, дернулась на полметра вперед.
— А, черт бы тебя, чтобы я еще с тобой связался!!!! — прокричал помощник Рыжего. Плюнув на капот дорогой японской машины, он припустил сквозь заросли.
— Поехали, — сказал Рыжий внезапно осипшим голосом.
— Куда?
— К Ястребу.
Здесь я уже был, и за время, прошедшее с моего первого визита, здесь практически ничего не изменилось. Только ветер немного подкорректировал положение венков.
Мы стояли у ограды могилы Павла Рожкова. Рыжий мялся в сторонке, не решаясь даже смотреть в сторону памятника, на котором тускло улыбался Пашка, а я покачивал ногой открытую калитку. Саша Стадухин дежурил на углу участка в двадцати метрах от нас.
— Что ты хочешь этим сказать? — спросил я, хотя ответ напрашивался сам собой.
— Ястреб — здесь. Два метра вниз… три звонка, прием по личным вопросам по средам с часу до двух…
Он старался не смотреть мне в глаза.
— Информация точная?
Он кивнул.
— Откуда?
— От Пашки.
«Час от часу не легче», — подумал я, хотя, признаться, не сильно удивился.
— Из того, что я сейчас услышал, могу сделать вывод, что сам Пашка как бы жив?
Рыжий снова молча кивнул.
— И что означает весь этот маскарад?
— Нет никакого маскарада. — Рыжий полез в задний карман джинсов. Что-то булькнуло. Я терпеливо наблюдал, как он делает глоток из маленькой серебристой фляжки. Он все расскажет, торопить не было особой надобности. Передо мной стоял всего лишь еще один молодой и бестолковый сукин сын. Вероятно, не совсем потерянный для общества, но едва ли способный занять в нем более-менее приличное место.