Томминокеры. Трилогия
Шрифт:
Но сейчас она купила ее и нашла ей применение. Можете сказать, что это срыв и «ничего больше», но если по-настоящему творческий человек трогается умом, то это вряд ли объяснимо словами «ничего больше». Сдвиг по фазе вообще малоприятная вещь, но когда крыша едет у кого-то типа Бобби, то выглядит это удивительно. Нет, ты только посмотри на это дерьмо!
Ты этому веришь?
О, да. Я не думаю, что писатели и художники в чем-то лучше нас, или, скажем, более тонки, и таким образом более подвержены нервным срывам. Пожалуй, у художников очень художественные срывы. Что да — то да. Если кто-то не согласен, повторю: взгляните-ка на все это дерьмо!
Наверху был титан, белый цилиндрический бак справа от входной двери подвала.
Гарденер прошелся, желая посмотреть, как Бобби удалось все так рационально изменить.
Она ударилась в домашние усовершенствования. Она, казалось, не видела разницы между установкой титана и изготовлением дверного звонка. Новые перила. Собранная с пола грязь в подвале. Бог его знает, что еще. И, к слову сказать, Гард, как она освоила всю эту хитрую технологию. Если это обучение по переписке из «Попьюлар Мехэникс», то она должна была бы прочесть всю эту ерунду от корки до корки.
Первое удивление в сумасбродной мастерской Бобби начало оборачиваться в тревогу. Неочевидные свидетельства одержимости Бобби, которые он увидел у нее на столе, — слишком аккуратно сложенное оборудование, листы инструкции, прикрепленные за четыре угла — всерьез Встревожили его. И неочевидная мания, проявляющаяся в невозможности различить усовершенствования полезные и бессмысленные (с очевидностью бессмысленные, как был уверен Гарденер).
Что привело его в содрогание, так это сама попытка подумать о той громадной, неконтролируемой энергии, которая была здесь затрачена. Для того, чтобы все это сделать, насколько он смог увидеть, Бобби должна была бы гореть ярче факела. Установлены лампы дневного света, некоторые готовились к установке. Сделано несколько ездок в Огасту, которые были необходимы, чтобы приобрести все это оборудование, металлические изделия и батарейки. Плюс свежая земля вместо старой протухшей. Не забудь это!
Что заставило ее все это проделать?
Гарденер не знал этого, но ему не нравилось представлять Бобби кидающейся здесь взад и вперед, работающей над двумя разными самоделками сразу или над пятью, или над десятью. Образ был очень ярок. Бобби с засученными рукавами рубашки и расстегнутыми верхними тремя пуговицами, капельки пота стекают между ее Маленькими грудями, волосы забраны в небрежный хвост на затылке. Глаза горят, лицо бело, кроме двух алых пятен на щеках. Бобби — похожая на безумную колдунью, осунувшаяся, сваривающая, закручивающая болты, палящая провода, возящаяся в грязи, стоящая на стремянке, изогнувшись, как балерина. Пот течет по лицу, на шее напряглась жилка, когда она навешивает новые лампы. И одновременно с этим — не забудьте — Бобби, устанавливающая титан.
Гарденер притронулся к эмалированной стенке бака и мгновенно отдернул руку. Бак выглядел прежним, но не был таким на самом деле. Он был горяч, как адские угли. Гарденер присел и открыл крышку титана.
Вот тогда-то он и в самом деле приплыл на самый край света.
6
Раньше вода в колонке нагревалась газом, подаваемым под низким давлением через маломощные медные трубы, проложенные за домом.
Газ поступал обычно раз в месяц, подкачиваясь по мере надобности, поэтому резервуары обычно были пусты. Титан был так же бесполезен, как и неэффективен. Две вещи, которые часто сопровождали друг друга. Сейчас Гарденер подумал об этом. Первое, что заметил Гарденер, это было то, что медные трубы не были прикреплены к котлу, они висели свободно и их концы были забиты.
«Едрена мать! Как же она нагревает воду?» — задумался он и затем заглянул за крышку, и в какое-то мгновение застыл совершенно. Его разум просветлел окончательно.
Разрозненные, расплывчатые ощущения вернулись. Гарденер взлетел снова, как детский серебристый воздушный шар. Он знал, что испуган. Но это знание было стертым, едва ли важным в сравнении с тем грустным чувством освобождения от себя.
Он вспомнил поездку на Фрайбургскую ярмарку, когда он был совсем маленьким, не старше десяти лет. Он пошел к зеркальному лабиринту с матерью, и они потеряли друг друга. Тогда он впервые испытал странное чувство отделения от себя, взлета прочь или вверх над своим физическим телом и физическим (если можно так сказать) сознанием. Он видел свою мать, даже пять матерей, дюжину, сто матерей. Некоторые были маленькими, другие — высокими, некоторые толстыми, другие сухопарыми. И в то же время — пять, дюжину, сто Гардов. Какое-то время он видел отражения, соединяющиеся вместе (свои и матери), достигающие друг друга. Он почти рассеянно ожидал слабого прикосновения, вместо этого — пустой воздух… или другое зеркало.
Ему показалось, что он начал паниковать, но это чувство не было паникой и, насколько он помнил, никто не паниковал выбираясь из лабиринта. Его мать нахмурилась на мгновение, но затем ее лицо разгладилось. И все. Но он чувствовал панику. Как сейчас. Ощущение будто твой собственный мозг проваливается куда-то. Как театральные декорации опускаются в невесомости.
Подожди, Гард, подожди, пока это все закончится.
Он присел на корточки, заглядывая в открытый люк в основании титана и подождал завершения, как он однажды ждал, пока его ноги не приведут к верному выходу из этого ужасного аттракциона на ярмарке.
Вместо удаленного нагревательного элемента было круглое пустое пространство в основании титана. Пустое место было скопищем запутанных проводов — красных, зеленых, голубых, желтых. В центре этой путаницы возвышалась картонка из-под яиц.
В каждой ячейке для яиц находились Щелочные D-элементы — батарейки плюс клеммы. Крошечное воронкообразное приспособление, накрывающее клеммы и все провода, казалось, или начинались, или заканчивались под этой крышкой.
При дальнейшем рассмотрении с чувством, что в общих чертах походило на панику, Гарденер увидел, что показавшиеся ему запутанными провода вовсе не запутаны. Нет. В расположении проводов, входящих и выходящих в воронкообразные крошечки, был строгий порядок — не меньше двух и не больше шести проводков входило и выходило в одни или другие крышечки. Некоторые провода изгибались назад, в воронки, накрывая другие батарейки, но большинство огибало края, поддерживая стороны нагревательного отсека титана. Гарденер догадался, что она выдрала их из корейских электронных игрушек — слишком много дешевых серебряных спаек… Какой-то кошмар. Но, тем не менее, это жуткое скопление как-то работало. Например, титан достаточно быстро нагревал воду до кипения.
В центре отделения, четко по краю картонки в своде проводов, пылал шарик света размером не больше 25-центовой монеты, но на вид яркий, как солнце.
Гарденер машинально прикрыл рукой глаза, чтобы отгородиться от этого адского пламени, которое сияло сквозь белую прочную решетку, отчего его тень отползла далеко по грязному полу к двери.
Жжет, как солнце.
Но вместо желтого это был ослепительно голубовато-белый свет, похожий на цвет сапфира. Пламя пульсировало и слегка трепетало, вдруг замирало, а затем снова дрожало и трепетало: движение пламени было циклично.
Но где же жар? Гарденер почувствовал возвращение к самому себе. Но где же жар?
Он протянул руку и притронулся к гладкой эмалевой поверхности бака — но лишь на секунду. Он отдернул ее, думая о парах воды, льющейся из крана в ванной. В титане была горячая вода, хорошо, но…
Она должна была выкипать и испаряться, брызгать паром на весь подвал. Но этого не происходило, и это было странно… И это было еще полбеды в сравнении с тем, что он не ощущал тепла из люка — совсем. Он должен был обжечь пальцы о кнопку, нажатием которой открывался люк, а когда он был открыт, это крошечное солнце должно было бы обжечь кожу на лице. Итак…