Тонкий расчет
Шрифт:
— …Господи Иисусе, нужно же быть такими идиотами! Можно подумать, я впервые останавливаюсь в этом чертовом отеле… — громыхал чей-то голос сверху.
Это в номере 425 Дж.Л.Смит, торговец оружием, громко костерил несчастного официанта из обслуживания номеров.
— …следовало бы давно усвоить, что я ем исключительно белужью икру! Белужью! — Он презрительно ткнул пальцем в хрустальную ладью с черной икрой: — Немедленно унесите эту дешевку!
— Прошу прощения, мистер Смит. Я немедленно спущусь в кухню и…
— Не
Он поднялся и направился к двери. Пора едать к адвокату. Вчера федеральное большое жюри предъявило ему обвинение по пятнадцати пунктам в попытке подкупа министра обороны. И если улики будут против него, Смиту грозили три года тюрьмы и миллион долларов штрафа.
В номере 525 конгрессмен Уильям Квинт, представитель третьего поколения известного и влиятельного вашингтонского семейства, совещался с тремя сотрудниками своего сыскного бюро.
— Проблема с наркотиками в этом городе обостряется с каждым месяцем, — говорил Квинт. — Необходимо что-то предпринять. Что вам удалось узнать, мистер Айзек?
— Уличные банды. Брентвудская шайка воюет с шайками Четырнадцатой улицы и Симпл-Сити. Четыре трупа только за последний месяц.
— Больше мы не можем допускать такого. Нас и так дергают со всех сторон, — рявкнул Квинт. — Мне уже звонили из администрации по контролю за применением наркотиков и от комиссара полиции и допытывались, чем мы тут занимаемся.
— И что вы им ответили?
— Как обычно. Ведем расследование. Договоритесь о встрече с Брентвудом, — обратился он к помощнику. — Втолкуйте этим кретинам, что если хотят иметь надежную крышу, пусть не сбивают цены. — Квинт обернулся к другому помощнику: — Кстати, сколько у нас набежало за месяц?
— Десять миллионов здесь и десять за границей.
— Пора повышать таксу. Жизнь в этом чертовом городе дорожает не по дням, а по часам.
Обитатель номера 625, Норман Хафф, лежал голышом в постели и смотрел порнофильм, идущий по платному каналу отеля. Белокожий лысеющий толстяк с обвисшим складками пухлым телом и огромным брюхом в этот момент казался себе героем-любовником. Протянув руку, он рассеянно погладил грудь своей партнерши.
— Только взгляни, что они вытворяют, Ирма, — сдавленно прошептал он. — Как тебе понравится, крошка, если я займусь этим с тобой?
Не отрывая взгляда от экрана, где женщина страстно извивалась под великаном-негром, Норман обвел пальцем живот Ирмы.
— Это заводит тебя, беби? У меня уже все стоит. Я готов, — простонал он, сунув два пальца между ног Ирмы, и, схватив надутую резиновую куклу, перевернулся и вошел в нее. Влагалище с электрическим приводом послушно сжималось и разжималось, стискивая его все сильнее.
— О Боже! — прорычал он. — Да! Да! Давай, крошка.
Наконец Норман отключил питание и, отдуваясь, лег на спину. Вот это да! Потрясающе! Утром он снова использует
Норман был коммивояжером, кочевал из одного чужого города в другой. Несколько лет назад ему посчастливилось купить Ирму, и с тех пор он больше не нуждался в женщинах. Его глупые собратья по ремеслу довольствовались случайными связями и подбирали на улицах шлюх, но Норман еще не выжил из ума! Пусть эти кретины рискуют! По крайней мере он уж точно не подхватит ни СПИДа, ни триппера!
Этажом выше, в номере 725, разгорелся жаркий спор. Семья Пэта Мэрфи только что вернулась из ресторана. Двенадцатилетний Том, стоявший на балконе, громко упрашивал отца:
— Папа, давай завтра поднимемся на монумент! Ну пожалуйста!
— Нет! — вопил младший брат. — Я хочу пойти в Смитсонский музей!
— Не Смитсонский, а Смитсоновский, — поправил отец.
— Ну пусть Смитсоновский. Все равно я хочу туда!
Дети впервые приехали в столицу, хотя их отец проводил здесь большую часть жизни. Пэт был удачливым лоббистом, своим человеком в коридорах власти, имевшим доступ в самые высокие кабинеты.
Отец Пэта, мэр маленького городишки в Огайо, сумел внушить сыну величайшее почтение к политике. Мальчик с детства мечтал о карьере государственного мужа и часто говорил о планах на будущее с лучшим другом Джоуи. Они учились в одном классе, ездили в летние лагеря и были неразлучны. Но все изменилось в один день. Родители Джоуи уехали к родственникам на несколько дней и оставили сына у Мэрфи. Ночью Джоуи прокрался в спальню Пэта и лег рядом.
— Пэт, — прошептал он, — просыпайся.
— Что? Что случилось? — сонно пробормотал тот.
— Мне так одиноко. Я не могу без тебя.
— Да что с тобой? — еще не проснувшись до конца, спросил Пэт.
— Неужели не понимаешь? Я люблю тебя. И хочу.
И Джоуи страстно поцеловал Пэта в губы. Пэта передернуло. Неужели Джоуи гомик? Сама мысль об этом была так омерзительна, что к горлу подступила тошнота. С той ночи он навсегда порвал с Джоуи и больше в жизни не сказал ему ни слова.
Пэт Мэрфи ненавидел гомосексуалистов. Уроды, «голубые», педики, грязные твари, проклятые Богом! Вечно норовят соблазнить невинных детей! Он посвятил жизнь борьбе против этих извращенных типов и был известен всей Америке своими гневными обличениями представителей сексуальных меньшинств.
Раньше он всегда приезжал в Вашингтон один, но на этот раз жена настояла на том, чтобы он взял ее и детей.
— Мы хотим посмотреть, как ты здесь устроился, — твердила она, и Пэт наконец сдался. И теперь, глядя на жену и детей, устало думал, что, возможно, видит их в последний раз. Как он мог сделать такую идиотскую ошибку? Ну ладно, ничего, осталось потерпеть совсем немного. Почти все кончено. Пусть его семейка строит грандиозные планы на завтра! Но его здесь не окажется. Прежде чем они успеют проснуться, он будет на пути в Бразилию.