Тоня из Семеновки (сборник)
Шрифт:
Растает снег, и придет весна в эти края, в эту несчастную, забытую русскую деревеньку. И на пепелищах пробьются зеленые ростки из земли. И на деревьях, покореженных немецкой и нашей артиллерией, распустятся почки. И побегут ручьи, смывая воронки от бомб и снарядов, унося в небытие признаки бывших тут боев.
И вскроется речка Воря, которая покрыта сейчас, наверное, льдом. И птицы построят свои гнезда, и рыбы будут метать, как извечно, икринки, и люди - вернувшиеся, а частью новые - придут, повздыхают над развалинами, вспомнят не вернувшихся,
– а наутро начнут разбирать разбитое и ставить новое...
"Ты здесь? Выспалась?"
Ей почудилось другое.
"Ты здесь? Ты любишь меня?" - будто спросил он.
Она обрадовалась, но сказала:
"Не знаю, Слава. Наверно..."
"А ты любила когда-нибудь?" - спросил он.
Она покраснела.
"Не знаю, Слава. Мне всегда казалось, что я любила Вову Соловьева и Женю Спирина, но это было давно".
"Как, сразу двоих?!"
"Да, Слава, сразу двоих..."
"Кто же они?"
"Кто? Это ведь давно, Слава, было, когда мы в клубе Наркомтяжпрома занимались. А с Женей Спириным я целовалась. Это плохо, да?"
"А со мной нет", - обиженно сказал Слава.
"Нет, нет, нет! С тобой я тоже целовалась!
– возмутилась она.
– Разве ты не помнишь?"
"Помню, Варюша, все помню, - сказал Слава.
– А то, что с Женей Спириным целовалась, я не сержусь. Я тоже целовался с девчонками, когда маленьким был".
Из штабного блиндажа выходили командиры рот и взводов. Слава вышел тоже. Обрадовался, как ей показалось. Вроде покраснел. От неожиданности, что ли? Или от холода?
– Относительно выспалась, - призналась она.
– А ты не спал? Я же знаю, не спал!..
Он промолчал. Сказал о другом:
– Посмотри, а ведь живет деревенька! Фрицы, наверно, считали, что все - конец! Все уничтожили, все разбили, с землей сровняли... А ребятки наши крутятся. И знаешь, такое еще будет!.. Сегодня!
Это как раз то, о чем и она думала. Странно, как совпадают их мысли.
Она спросила почему-то:
– А ты говорил, что жил с тетей, да? А что с твоими родителями? Разве у тебя нет матери? Мамы?
Он, кажется, удивился. Еще бы не удивиться! Она перескакивает с одного на другое так же легко, как воробей.
– Мама у меня в голод умерла, - сказал он.
– Помнишь такое голодающие Поволжья? В те годы мы там жили. А отец раньше, на Дальнем Востоке, в гражданскую. Он с Лазо вместе воевал. Там и погиб...
По соседству с их блиндажом творилось что-то непонятное. Красноармейцы, человек пять или шесть, с грохотом подкатили пустую бочку с желтыми немецкими надписями, установили ее на кирпичи и стали таскать ведрами воду. Натаскали, разожгли под бочкой костер. И не только под днищем, а вокруг, так что бочка вся вспыхнула, - видимо, из-под горючего она. Слава тоже заинтересовался и, когда красноармейцы уже начали скидывать шинели, полушубки, телогрейки и гимнастерки, спросил:
– Вы что, ребята?
Красноармейцы на минуту смутились, потом заговорили вразнобой:
– Вошей мы тут...
– От вошей житья нет...
– Говорят, сыпняк от них идет...
– Политбеседу среди нас проводили...
– Переморить решили, как фрицев...
– Нам не до сыпняка сейчас...
Слава рассмеялся, сказал в тон:
– Видишь, вошей морят! Не простудитесь, ребята!
– бросил он красноармейцам.
– Холодно сегодня.
И опять раздалось:
– Это пусть фриц простужается...
– Закаленные авось...
– Фрицу зима наша не годится, а нам бы по такой погоде девицу!
Варя смутилась.
Слава заметил:
– Они шутят, не сердись!
Наступление началось к вечеру после удара наших гаубиц. Била и дальнобойная артиллерия. Батальон вступил в бой вместе с артиллеристами. Сорокапятчики шли в боевых порядках пехоты, с ходу уничтожая огневые точки противника. Немцы бросали в бой отряды автоматчиков, местную охрану, хозяйственные и похоронные команды.
Почти до утра шел бой в поле, потом батальон продвинулся вперед, на окраину города. Другие части обходили город с трех сторон.
Славу она увидела невзначай.
А он:
– Варюша! Я всюду ищу тебя. Ты как?
– Ничего. А ты?
– Как видишь... Я к комбату бегу. Связь у нас испортилась, потери... Говорили: подкрепление...
– Слава, - сказала она, - знаешь что, Слава?
– У нее перехватило дыхание.
– Сейчас тяжело, ты сам понимаешь. В общем, я хочу сказать тебе, Слава, что если что случится со мной... Если меня ранят или убьют... Ты не думай, я видела это. Я все видела, когда мы раненых выносили... В общем, знай, что я все равно... В общем, люблю тебя, Слава... Хорошо?..
– Знаю! Вот возьмем Юхнов, я тебя на Ворю прокачу. Нам отдых как раз обещали после взятия Юхнова.
На рассвете немцы подтянули резервы.
По цепи наступавших разнеслось:
– Танки! Внимание! Танки!
В этот момент она тоже увидела танки. Один. Второй. Третий. Четвертый. Пятый. Шестой. Шесть черных громадин ползли по белому снегу на их позиции. Славу с его взводом она потеряла - видимо, они залегли.
За танками маячили фигурки. Десятки, нет, пожалуй, сотни фигурок немцев, идущих в атаку.
– Две роты, - определил старший политрук, так и оставшийся с ними после оперативного совещания в штабе батальона.
– Не меньше двух рот. Но... Сейчас бог войны сработает!..
И действительно, ударили артиллеристы. И по танкам, и по пехоте. Два танка сразу вспыхнули. Другие замедлили ход. Рассыпалась пехота.
– В атаку, за мной!
– Комиссар полка первым выкрикнул это и поднялся во весь рост.
– В атаку!
– разнеслось по огромному полю.
– В атаку!
– повторяли командиры рот и взводов, командир батальона и политрук.