Торговец кофе
Шрифт:
– Я уйду, когда захочу. Если вы не пожмете мою руку как человек чести, это меня оскорбит. А если меня оскорбить, я сделаю нечто, что нанесет вам непоправимый вред.
Мигель до боли стиснул зубы. У него не было сил гадать, когда этот сумасшедший Иоахим решит поведать о своих несчастьях перед маамадом. Но если дать глупцу деньги, это тоже не поможет. Он их пропьет и потребует еще. Мигелю следует не давать ему ничего и надеяться на лучшее.
– Уходите, – тихо сказал Мигель, – пока я не перестал сдерживать свой гнев.
Мигель отвернулся,
– А я только начал сдерживать свой гнев.
Войдя, Мигель хлопнул дверью так, что задрожал весь дом, а с ним и Ханна. Она сидела в гостиной и пила горячее вино. Аннетье пыталась привести ее в чувство – требовала, чтобы она успокоилась, хотя Ханна не проявляла никаких признаков беспокойства. Также Аннетье утверждала, что не хочет хлопать ее по щекам, но будет вынуждена.
Ханна знала, что он придет к ней. Придет и успокоит ее, попытается утешить и попросит молчать, как просила об этом вдова. Именно этого они от нее хотели, и вот уж что-что, а хранить молчание она, кажется, могла.
Через несколько секунд он вошел в комнату. Он грустно улыбнулся, стараясь казаться непринужденным. Его черный костюм был в беспорядке, будто после потасовки, а шляпа сидела криво. Кроме всего прочего его глаза покраснели, как будто он плакал, во что Ханна не могла поверить. Он знала, что иногда, когда он был очень рассержен, у него краснели глаза, словно в молоко просочилась кровь.
Мигель сурово посмотрел на Аннетье, молча велев ей выйти. Ханна с трудом сдерживала улыбку. Наконец кто-то отважился быть жестким со служанкой.
Но когда Аннетье встала, Мигель пошел вслед за ней. Ханна слышала, как в передней Мигель шептал ей что-то быстро по-голландски. Она не могла разобрать слов, но поняла, что он давал ей инструкции, что-то объяснял и просил, чтобы девушка повторила сказанное.
Мигель вернулся, сел в кресло напротив Ханны и пригнулся к ней поближе. Теперь он казался более опрятным. Вероятно, он привел в порядок одежду в передней или поправил шляпу перед зеркалом. Исчезнувшая жизнерадостная красота была восстановлена.
– Надеюсь, с вами все в порядке, сеньора.
– Да, со мной все в порядке, – тихо сказала она.
Она испугалась собственного голоса. Она очень долго думала о том, что скажет и что ответит, и теперь удивилась тому, что вообще говорит вслух.
– Этот человек сказал вам что-нибудь?
Она покачала головой:
– Ничего существенного.
Это была правда. Говорил он тихо, по-португальски, с сильным акцентом. Но его слова были столь бессмысленны, что их было трудно понять. Он говорил о своих страданиях, о которых мог бы поведать любой нищий, и слушать его было тяжело из-за ужасного запаха, исходившего от его тела.
Мигель откинулся назад, пытаясь изобразить непринужденность:
– Вы хотели что-нибудь у меня спросить?
Конечно, подумала она. "Можно мне взять
– Я не понимаю, – сказала она после паузы.
– Вы не хотите узнать, кто он?
– Я полагала, сеньор, – сказала она осторожно, – он нищий. А больше знать мне не нужно. – У нее и без того было достаточно секретов.
– Да, это так, – сказал он ей. – Он действительно нищий.
В воздухе повисла какая-то недоговоренность.
– Но вы с ним знакомы?
– Ничего серьезного, – поспешно сказал Мигель.
Какое-то время она сидела молча, чтобы показать ему: она совершенно спокойна.
– Не хочу ничего выведывать. Я знаю, как мой муж не любит, когда я пытаюсь что-либо выведать, но хотелось бы понимать, не опасен ли для меня этот нищий. – И потом прибавила, не выдержав его молчания: – Стоит нам рассказать об этом моему мужу?
– Нет, – сказал Мигель. Он встал и начал ходить по комнате. – Вы не должны говорить об этом ни мужу, ни кому-либо другому. Не стоит придавать этому инциденту слишком большого значения. Он этого не стоит.
– Я не понимаю вас, сеньор, – сказала она, изучая плитки на полу.
– Этот нищий просто сумасшедший. – Мигель всплеснул руками. – В Амстердаме бесчисленное множество таких несчастных. Вы никогда его больше не увидите, поэтому нет нужды тревожить вашего мужа.
– Молюсь, чтобы вы были правы. – Ее голос прозвучал так жалобно и тихо, что она сама себя возненавидела.
И в этот момент вошла Аннетье с большим плоским блюдом, на котором стояли две чашки какой-то темной жидкости. Они дымились, как две большие трубы. Служанка поставила поднос и, прежде чем удалиться, с негодованием посмотрела на Мигеля.
Мигель засмеялся, когда она ушла:
– Она думает, что я собираюсь вас отравить. Что бы сказала вдова?
– Здесь две чашки, сеньор. Вы слишком умны, чтобы отравить и себя тоже.
Мигель наклонил голову:
– Это новый чай, аромат которого вы почувствовали тогда вечером. Он приготовлен из лекарственного плода, который растет на Востоке. – Он снова сел. – Этот чай обостряет ум.
Ханне не очень-то хотелось, чтобы ее ум обострялся. Ей казалось, она и так все понимает достаточно хорошо. Если только напиток не наделял знанием и мудростью, ей от него было мало пользы.
– Вы тоже его пьете, но мне не кажется, что сеньор нуждается в обострении своего ума.
Он засмеялся:
– Напиток доставляет особое удовольствие.
Он подал ей чашку. Ханна взяла чашку обеими руками и понюхала. Аромат был знакомым, как что-то пригрезившееся во сне. Потом она отхлебнула и узнала знакомый вкус. Перед ней был кофе – восхитительный, восхитительный кофе – как подарок небес.