Торговец кофе
Шрифт:
Мигель дрожал от волнения. Он испытывал подобное всего несколько раз в жизни: первый раз в Лиссабоне, когда его предупредили, что инквизиция ищет его для допроса; второй раз в Амстердаме, когда он узнал, что его инвестиции в торговлю сахаром разорили его.
Он вспоминал все, что привело к этой развязке: взгляды украдкой, тайные разговоры, кофе. Он держал ее за руку, он говорил с ней как любовник, он подарил ей подарок. Если бы он только знал, что происходит между Ханной и служанкой. Но прошлого не исправишь. Теперь двойная жизнь окончена. Можно жить обманом, но всегда наступает момент,
Аннетье наслаждалась неловкой тишиной. Каждая секунда этого молчания возбуждала ее. Она ждала, когда заговорит Даниель, но он лишь таращил на нее глаза в полном изумлении.
– Тебе нечего сказать, рогоносец?! – со злостью воскликнула она. – Ты дурак, дураком и останешься. – Сказав это, она прошагала мимо Даниеля и вышла из комнаты.
Даниель смотрел на жену, наклонив голову. Он посмотрел на Мигеля, который отвел взгляд. Он снял шляпу и в задумчивости почесал голову.
– Кто-нибудь понял хоть слово из того, что сказала эта потаскуха? – спросил он, осторожно водружая шляпу на место. – У нее самый ужасный акцент, который мне доводилось слышать. Ей повезло, потому что я мог бы и ударить ее, если бы понял все грубости, которые она тут наговорила, судя по ее наглой физиономии.
Мигель взглянул на Ханну, которая смотрела на пол и, насколько он мог догадываться, едва сдерживала слезы облегчения.
– Она сказала, что больше не будет у вас служить, – наконец сказал он осторожно, все еще не веря, что Ханна вне опасности. – Ей надоело служить у евреев, она хочет голландскую хозяйку, лучше вдову.
– Тем лучше. Я надеюсь, – сказал Даниель, обращаясь к Ханне, – она тебя не слишком расстроила. На свете есть другие горничные, и лучше этой, я надеюсь. Ты не будешь по ней скучать.
– Я не буду по ней скучать. Может быть, – сказала она, – в следующий раз ты позволишь мне самой выбрать служанку.
Позднее в тот же день Мигель получил записку от Гертруды, в которой она выражала озабоченность тем, что они давно не виделись, и просила о срочной встрече. Не найдя другого повода отложить встречу, Мигель написал своему партнеру, что они смогут увидеться только после Шаббата. Записка вышла такой бессвязной, что была мало понятна даже ее автору, и Мигель собрался ее порвать. Но потом передумал, решив, что чем неяснее его письмо, тем лучше. Он отослал записку, не перечитывая.
Из "Правдивых и откровенных мемуаров Алонсо Алферонды"
Конечно, в Йордане были сотни таких домов – наспех построенных, в три-четыре этажа, с тесными комнатами, с узкими окнами, темными и дымными. Владелицей этого дома – как, впрочем, судя по всему, и других таких же – была вдова со сморщенным лицом, которая ничего не видит, но всех осуждает. В данном случае вдова со сморщенным лицом недавно сдала комнаты одной молодой девушке. Комнат было две, на одну больше, чем обычно снимала девушка, когда стала жить самостоятельно, но теперь ей платили намного больше, чем прежде. У нее была новая одежда, и она могла побаловать себя яблоками, и грушами, и сушеными финиками.
Она наслаждалась этими лакомствами, и ароматом своих духов с цибетином, и новым бельем, и лентами, когда вдова
Стук в дверь, девушка просит войти. На ней новое голубое платье с вот таким вырезом – очень соблазнительным, поверьте, демонстрирующим все ее прелести. Какой мужчина устоит перед такой красотой в таком платье? Она улыбается гостю.
– Здравствуйте, сеньор, – говорит она. – Вы скучали по мне?
Но он не улыбается в ответ, и, по всей видимости, он не скучал по ней.
– Аннетье, мне нужно с тобой поговорить.
Он вошел и закрыл за собой дверь, но держался от нее на расстоянии. Этот человек знал опасности голубого платья.
– Что такое? – спросила она. – Вы не поцелуете своего старого друга?
– Мне нужно узнать у тебя кое-что.
– Конечно. Можете задавать любые вопросы.
– Скажи мне, когда ты служила у моего брата, тебе кто-нибудь платил, чтобы ты следила за тем, что делается в нашем доме?
Девушка захихикала:
– Вы хотите знать, не была ли я шпионкой?
– Да, если хочешь.
– А почему я должна вам это говорить? – нагло сказала она, кружась и шелестя юбками, как маленькая озорная девчонка.
Возможно, ей нравилось дразнить своего гостя. Возможно, она хвасталась своим, как она это называла, убранством: своей мебелью, своими лентами, разбросанными по комнате, словно их у нее были сотни, своими фруктами, которые водились у нее в изобилии. Она могла съесть яблоко или грушу когда хотела. Она могла съесть не одно яблоко и не одну грушу. Их запас никогда не иссякал. Она жила в двух комнатах – в двух! В самом новом районе города, в то время как некоторые ютились в сырых подвалах на топком острове рядом с вонючим каналом.
– Ты должна мне сказать, – произнес он более твердо, – просто потому, что я тебя прошу об этом, и все. Но если хочешь, я могу заплатить тебе за ответы, раз они требуют таких усилий.
– Если вы мне заплатите, – заметила она, – я могу дать любой ответ, который вам понравится, чтобы вы думали, что не зря потратили свои деньги. Мне нравится угождать людям, которые дают мне деньги.
Теперь она определенно говорила правду.
– Ответь мне, хотя бы потому, что я всегда был добр с тобой.
– Такая доброта… – она снова засмеялась, – такая доброта найдется в бриджах любого мужчины в этом городе, но это ничего не значит, как я думаю. Вы хотите знать, платил ли мне кто-нибудь, чтобы я за вами шпионила. Я вам скажу, что платил. С моей стороны это не будет предательством, если я скажу, по крайней мере я так думаю, потому что мне не заплатили, как обещали. И если я не получу денег, то, во всяком случае, отомщу.
– Кто тебе платил?
– Конечно, ваша вдова, – сказала она, – прекрасная мадам Дамхёйс. Она обещала мне десять гульденов, если я буду следить за вами и этой упрямой стервой, сеньорой. Вы и с ней были тоже добры?