Торговец смертью: Торговец смертью. Большие гонки. Плейбой и его убийца
Шрифт:
— Мне нечего сказать, — произнес я вслух, и это было правдой. — Просто хотелось бы пожать руку величайшего стрелка из мною виденных.
Малыш мягко пожал мою руку своей огромной, но казавшейся дряблой, старческой, рукой.
— Вы очень добры, сэр.
Мы вернулись к столу, и мажордом открыл шампанское.
— Возможно, вы правы, — сказал Петерс, отпив глоток и удовлетворенно кивнув своему мажордому-телохранителю. — Малыш, несомненно, лучший стрелок из пистолета.
Есть только один способ стать им: родиться с любовью к огнестрельному оружию. Остальное — дело тренировки. С шестнадцати лет, когда ему подарили
Я отпил немного шампанского. Я не знал, предупреждал ли меня Петерс столь явным образом не выставлять себя идиотом. Я думаю, что он рассказал мне все, чтобы удовлетворить тщеславие старого человека и друга.
— Вы, может быть, заметили его пистолет?
Я действительно обратил внимание. Это был кольт 45-го калибра, автоматическое оружие американского образца.
— Он очень консервативен, но нужно учесть его возраст. Он не пользуется оружием, сделанным после 1920 года, что ужасно глупо, ибо современное оружие более совершенно. Я смог убедить его лишь поменять порох. В действительности пистолет, который вы видели, сделан на заказ вручную. Это настоящее произведение искусства и подарок его почитателя. Вообще существует десять подобных пистолетов. Он все использовал за несколько лет. Если Малыш не скоро умрет, то ему придется перейти на современное оружие. Ему не так-то легко сделать это.
Какое-то время мы молчали, я разглядывал море, находящееся в двухстах метрах от нас, в белом кружеве пены набегавшее на розовый пляж. Я представил себе, скольких убил этот старый мажордом, и холодок пробежал по спине. Несмотря на его очарование, он связан со смертью как наркоман. Он столь же ужасен, как любезен.
— Он никогда не считал свои победы, — сказал Петерс, предлагая мне турецкую сигарету, похожую на маленькую сигару. — Но в свое время работал почти на всех сильных мира сего. Они перестали пользоваться его услугами, когда ему исполнилось шестьдесят лет, считая что он слишком стар. Таким образом он попал ко мне, великолепный мажордом, и малийцы очень любят его. Кстати, что вы думаете о моем клубе?
— Океанский клуб ваш?
— О да, естественно. Я рад, что он вам понравился. У нас здесь так мало молодых людей, не состоящих, так скажем, на контракте. Выпейте еще бокал шампанского. Теперь настало время поговорить о правилах.
Я все еще пытался прийти в себя.
— Какие правила?
— Правила гонок… Больших шпионских гонок.
У меня сердце упало, как падает капсула «Джемени» в невесомости.
— Каких гонок?
Он на секунду нахмурил брови, затем его лицо просветлело.
— О Боже, я не предполагал, что они вам ничего не сказали. Как это дико с их стороны… Кто бы они ни были.
Я опустошил свой стакан и налил хорошую порцию скотча из бутылки, оставленной Малышом на столе.
— Мне сказали просто о работе связного. Я отдаю вам деньги, а вы передаете мне сведения.
Меня еще раз обвели вокруг пальца. Придется подождать встречи с этим негодяем Квином.
Петерс пожал плечами.
— Во всяком случае вы
Я был готов заорать: «Нет, ни за какие деньги, и прошу вас заказать место на ближайший рейс на континент».
Но за моей спиной послышался дорсетский говор:
— Ну да, он очень хочет поговорить с вами об этом.
Хоннейбан, цветущий и розовощекий, с забинтованным горлом, стоял на террасе.
Глава шестая
Пугливый солдат прячет голову в песок, а потом казнит себя.
— Кто это? — спросил Петерс.
Материализовался мажордом. Он начинал действовать мне на нервы своими бесшумными появлениями.
— Некий мистер Хоннейбан, сэр. — Я еще выпил скотча.
— Может быть, Малыш продолжит демонстрацию? По живой мишени? Мистер Хоннейбан используется соперниками нашей организации. У него свои счеты со мной за поездку на его горле. Я подозреваю, что он прибыл с приказами и угрозами от моего плешивого патрона.
— Очень злобен, — ухмыльнулся Хоннейбан надтреснутым голосом. Ему бы еще капюшон в дополнение к гробовому шепоту, он был бы прекрасным шпионом старого образца с отравлениями, кинжалами и всем прочим.
— Садитесь, мистер Хоннейбан, — просительно сказал Петерс. — Выпейте шампанского… У вас вид перегревшегося человека.
Он указал на горло.
— Я не могу пить. Скажите ему, что он должен делать. Все изменения потом. Мне это будет приятно, и я хочу продлить удовольствие.
Петерс пожал плечами. В тот день я не мог запомнить, каким он был. Это действительно человек без лица.
— В таком случае, мой юный друг, я посвящу вас во все детали. Всю свою жизнь я был, как и все мои предки, шпионом. Шпионаж, подобно сифилису, очень наследуем. Я не приукрашу, если скажу, что, возможно, в настоящее время я один из самых удачливых шпионов. Шпион не должен связывать себя с политической системой. Большая часть крупных шпионов не адаптировалась к условиям холодной войны. Они сошли между 1945 и 1950 годами. Я сам, примите это как бахвальство старика, если желаете, последний из ранга великих шпионов. Очень древняя профессия, такая же уважаемая, как и проституция.
Чувство исторической беспредельности, сознание того, что шпионы будут даже тогда, когда человек начнет завоевывать другие планеты, для этого и устроены Большие Шпионские Ралли. Шпионаж — это искусство. Я старый мэтр этого искусства. Меня все больше угнетает вид пустоты, упадка и идеологического расстройства, в которую всюду попала наша профессия.
И вот я организовал соревнование, предназначенное возродить старинное искусство шпионажа, включая ум, изворотливость, шантаж и соблазн. В особенности соблазн.
Я мог бы слушать его весь день. Ученик у ног Великого Мэтра. На террасе появился Малыш. Он холодно посмотрел на Хоннейбана, явно пожалев, что не добавил к удару локтем в горло солидный пинок этому жизнерадостному крестьянину. Удар в солнечное сплетение стоит двух ударов в зубы… Этот девиз всех инструкторов по самообороне без оружия. Нет ничего хуже человека, взращивающего злобу.
— Завтрак готов, сэр.
Петерс выпил шампанское и вытер рот большим шелковым платком цвета морской волны.