Торквемада и испанская инквизиция

Сабатини Рафаэль

Теперь в Сарагосе аутодафе следовали одно за другим: в 1486 году их состоялось не менее четырнадцати. За это время было сожжено сорок два человека заживо и четырнадцать манекенов, сто тридцать четыре человека были подвергнуты наказаниям различной степени (от пожизненного тюремного заключении до публичной порки). Желая увеличить число присутствующих на аутодафе, чтобы сей благотворный урок оказал на всех глубокое воздействие, Торквемада распорядился в течение двух недель ежедневно делать публичные объявления о предстоящей казни и предписал обставлять это с величайшей торжественностью, свойственной церемониям Святой палаты. С этих пор такие объявления стали нормой для всей Испании.

Останавливаясь на событиях в Сарагосе, Трасмиера выдвигает один из софизмов, столь характерных для инквизиции при оправдании тезиса о милосердии.

Он доказывает нам, что для преступников скорая смерть была поистине счастьем, и поясняет, что продолжение жизни привело бы лишь к более суровому суду в дальнейшем «подобно печати Каина, которого Бог осудил на естественную смерть, лишив возможности быть убитым чьей-либо рукой, ибо из-за этого – в силу природы своей – он совершил еще множество грехов, за что величайшим и заслуженным наказанием ему стало вечное проклятие».

И ведь именно священник выдвигает богохульное доказательство того, что Богу угодно карать проклятием грешников, и полагает, что быстрым сожжением можно обмануть Бога хотя бы отчасти, спасая грешников от участи Каина. Подобные упражнения казуиста вновь демонстрируют умопомрачительные уловки, с которыми сталкиваются люди, пытаясь разобраться в аргументах, призванных оправдать действия Святой палаты. Он также убеждает нас, что убийцы раскаялись перед смертью в содеянном, вследствие чего милосердные священники принесли и их в жертву.

Признание Видала де Урансо открыло инквизиторам имена не только непосредственных участников убийства Арбуеса, но и тех, кто симпатизировал им. Верные своим методам, инквизиторы учинили судебное расследование, которое подобно нефтяному пятну, медленно и неуклонно покрывающему чистую поверхность, расширялось и приводило к обвинению многих людей, имеющих маломальское отношение к преступникам, а также и тех, кто из истинно христианского милосердия посмел укрывать «новых христиан», спасающихся от слепой мести Святой палаты. Последних зачастую признавали виновными даже в случаях, когда не имелось неопровержимых доказательств вероотступничества тех беглецов, которых они у себя скрывали. Всеобщая паника побудила многих совершенно невиновных «новых христиан» покинуть город, где ни один из них не чувствовал себя в безопасности. Но бегство – и мы знаем это из статей, по милости Торквемады вошедших в «Наставления», – само по себе считалось достаточным основанием для подозрения и ареста.

В Сарагосе установился террор. Трибунал в этом городе стал одним из самых деятельных в Испании. Подсчитано, что около двухсот человек тем или иным образом поплатились за убийство Педро Арбуеса – родственников заговорщиков, близких и дальних, знатных и простых, так что не осталось почти никого, кто надел траур по

погибшим.

В числе тех, против кого было возбуждено дело, оказались и некоторые государственные чиновники высшего ранга. Один из них – тот самый Алонсо де Кабальера, вице-канцлер Арагона, который играл важную роль в созванном Торквемадой совете, имевшем целью установить инквизицию в Арагоне. Впрочем, они не ограничивали себя преследованиями лишь «новых христиан». Среди тех, кто вынужден был отчитываться в своих поступках перед Святой палатой, оказался даже Иаков Наваррский, известный как принц Наваррский или принц Туделы ⁶⁹ , – сын королевы Наваррской, племянник самого короля Фердинанда.

[69]

Тудела- город на севере Испании.

Один беглецов из числа «новых христиан» достиг Туделы и вручил себя милости принца, получив убежище на несколько дней, прежде чем ускользнуть во Францию. Но инквизиторы, от которых ничто не могло скрыться, прознали об этом, и таково было их могущество, что они не остановились перед арестом инфанта в столице независимого королевства – во владениях его матери! Они доставили принца королевской крови в Сарагосу, дабы он предстал перед трибуналом Святой палаты по обвинению в противодействии инквизиции. Его заточили в темницу и приговорили к следующему наказанию: обойти в санбенито вокруг кафедрального собора под присмотром двух священников в присутствии его незаконнорожденного кузена, семнадцатилетнего архиепископа Альфонса Арагонского. Более того, ему пришлось стоять в кандалах на виду у всех во время мессы, прежде чем ему простили совершенный проступок.

Алонсо де Кабальера оказался одним из тех немногих за всю историю инквизиции людей, которым удалось бросить ей вызов и успешно противостоять страшной силе жреческого суда.

Он был человеком высокоодаренным, сыном состоятельного еврея-дворянина по имени Бонафос, принявшего крещение и взявшего при крещении, как было принято, имя Кабальера. Вице-канцлера арестовали не только по обвинению в укрывательстве беглецов, но также по подозрению в вероотступничестве и возвращении к иудейскому вероисповеданию.

Полагаясь на свое высокое положение и уважение, которое проявлял по отношению к нему сам король, Кабальера продемонстрировал неустрашимое самообладание. Он отказался признать власть суда Торквемады и обратился с апелляцией к самому папе, предъявив серьезные претензии к действиям инквизиторов.

Эта апелляция была составлена таким образом, а положение самого жалобщика было столь высоким, что 28 августа 1488 года Иннокентий VIII издал бреве, запрещающее инквизиторам дальнейшие преследования вице-канцлера, и известил, что забирает рассмотрение этого дела себе. Но к тому времени самонадеянность Торквемады настолько возросла, что папские бреве уже не пугали Великого инквизитора. По его указанию доминиканцы Сарагосы ответили, что содержащиеся в жалобе Кабальеры утверждения ложны. Но папа оказался настойчив и заставил Святую палату подчиниться своей воле и высшей власти. 20 октября того же года материалы дела были направлены в Ватикан. После ознакомления с ними Его Святейшество даровал прощение Кабальере и восстановил его честь, сохранив за ним посты главного судьи и начальника эрмандада в Арагоне.

Об этом пишет Льоренте и сообщает также, что лично внимательно прочитал протоколы около тридцати процессов, связанных с делом Арбуеса, и что обнародования любого из них было бы достаточно, чтобы возбудить ненависть к инквизиции, если таковую еще не питают в какой-нибудь из цивилизованных стран.

Однако два случая, указывает Льоренте, вызывают наибольший интерес и представляются чрезвычайно важными, ибо показывают, сколь деспотичным был дух инквизиции и сколь далеко распространилась ее власть.

Хуан Педро Санчес, лидер заговора, бежал в Тулузу, что послужило основанием для признания его виновным и сожжения его манекена за неимением его самого.

В то время в Тулузе находился студент по имени Антонио Августин – представитель знаменитого арагонского рода, которому суждено было добиться высоких званий и почестей. В порыве фанатизма и при поддержке еще нескольких испанцев, оказавшихся в Тулузе, он попросил разрешения на арест Санчеса. Антонио написал письмо инквизиторам Сарагосы, отправив его своему брату Педро, чтобы тот передал но назначению.