Торжище брака
Шрифт:
— Я вовсе не думала о таких занятиях, — с легкой улыбкой заметила Тамара. — Я могу работать в редакциях, так как свободно владею четырьмя языками: французским, английским, немецким и шведским — и легко перевожу как научные сочинения, так и романы. Кроме того, взгляните! — она вынула из стола прекрасно разрисованный веер. — Я могу исполнять такие вещи для фабрик и магазинов. Наконец, я могу писать портреты, и прошлой зимой в Стокгольме получила золотую медаль на художественной выставке.
В молчаливом изумлении слушали ее и адмирал, и баронесса, внимательно рассматривая разрисованный веер.
— Но ты, малютка, настоящая волшебница! — вскричал,
Тамара провела их в свою комнату и показала портрет маленького Гаральда Эриксона.
— Да, здесь видна рука мастера!.. Какой колорит! Какая экспрессия! — вскричала баронесса, понимавшая толк в живописи. — Эта детская головка точно живая! Действительно, такой талант — золотое дно.
— Во всяком случае, я думаю, что могла бы работать в мастерской какого-нибудь художника, как только папа настолько поправится, что его можно будет оставлять одного, а пока я хотела бы работать дома, чтобы иметь возможность ухаживать за ним.
Восемь дней спустя к Ардатовым приехал сияющий адмирал. Работа Тамары очень понравилась, и одна фабрика сделала ей заказ в таком размере, в каком она возьмется его выполнить. Не менее удачны были и хлопоты Веры Петровны. Благодаря содействию Магнуса она получила в одной редакции большого ежемесячного журнала хорошо оплачиваемый перевод. Кроме того, она привезла поклон от молодого человека и прелестную корзинку редких цветов, которую тот передал Тамаре с выражением почтительного сочувствия. Молодая девушка горячо поблагодарила баронессу. Уверенность в возможности заработка сняла громадную тяжесть с ее сердца.
Полученное в тот же день письмо от госпожи Эрик-сон окончательно успокоило Тамару и сделало ее почти счастливой. «Я страдаю вместе с тобой, дорогое мое дитя, — писала Эвелина, — и в то же время я чувствую себя счастливой и гордой, видя, как мужественно ты переносишь ниспосланное тебе испытание! Твоя душевная сила доказывает, что Господь помог мне исполнить поручение, возложенное твоей покойной матерью, и сделать тебя независимой от людей и обстоятельств. Что же касается людской низости, то не огорчайся, дорогое дитя мое! Такова всегда толпа, жестокая в своем эгоизме. Никогда не жди от нее возвышенных чувств, но умей выбирать среди нее великодушных и самоотверженных людей, каковы твой крестный отец и баронесса. Если бы я не знала, что тебя охраняют эти два благородных сердца, я приехала бы сама помочь и поддержать тебя».
С необыкновенным жаром принялась Тамара за работу, ухаживая за больным отцом, так как сестра милосердия была отпущена. Сидя за спущенной драпировкой, потому что Ардатов не выносил света, молодая девушка рисовала или переводила, отрываясь от работы только для того, чтобы подать что-нибудь больному. Только на рассвете она будила Фанни или Шарлотту, а сама уходила, чтобы отдохнуть несколько часов. Помимо этого утомления, на Тамару угнетающим образом действовал вид ее отца. Она понимала нравственные муки, подтачивающие его жизнь. Он заметно угасал. Каждый раз, когда раздавался звонок у входной двери, больной вздрагивал и с лихорадочным волнением справлялся, кто пришел. Не надеялся ли он, что кто-нибудь из прежних друзей навестит его? Сердце Тамары болезненно сжималось, и чувство горечи и ненависти к презренному и неблагодарному обществу наполняло душу молодой девушки. Однажды отец спросил ее:
— Тамара, отчего Анатолий никогда не бывает у нас? Неужели же он оказался таким же низким человеком, как и другие?.. Признайся мне откровенно.
— Нет, папа. Я сама разорвала связывавшие нас обязательства, так как была не в состоянии расстаться с тобой и покинуть детей на попечение чужих людей. Очень взволнованный Анатолий Павлович подчинился моему решению и, взяв отпуск, уехал из Петербурга.
Ардатов глубоко вздохнул и повернулся лицом к стене. Его взгляд ясно говорил, что он угадывает благородную ложь своей дочери, желавшей скрыть от него это новое унижение.
Адмирал был постоянным гостем Ардатовых; его приезд всегда вносил луч света в их печальное жилище. Добрый старик возился с детьми, дарил им игрушки и лакомства, беседовал со своей крестницей и старался развлекать больного. Видя, что Тамара никуда не выходит из дома, он настоял, чтобы она гуляла, и, когда погода была хороша, катал ее в своей карете по городу. Во время таких поездок им часто приходилось встречать старых знакомых, при виде которых Тамара поспешно откидывалась вглубь экипажа.
— Зачем ты прячешься и не отвечаешь на поклоны? — спросил однажды адмирал с легким упреком.
— Ты ошибаешься, крестный! Поклоны относятся к тебе. Эти люди боятся встречи со мной, а я не хочу иметь с ними никакого дела.
Сергей Иванович грустно покачал головой. Он видел, что презрительная недоверчивость и глубокая ненависть все больше и больше овладевали душой Тамары.
Прошла весна и наступило лето, не принеся ожидаемого улучшения в положении больного. Что же касается детей, то они были вполне счастливы. Целые дни играли они в тенистых аллеях прекрасного сада под присмотром Фанни или Шарлотты, продолжавших с прежним усердием и самоотверженностью служить своим обедневшим господам.
Больного Ардатова вывозили в кресле на балкон, обтянутый парусиной, или в беседку, окруженную кустами сирени и жасмина. Всегда нежная, терпеливая и неутомимая Тамара ни на минуту не покидала его, стараясь развлекать чтением или разговором и пытаясь заставить позабыть тяжелую действительность. Теперь она была совершенно одна, так как адмирал отсутствовал по делам службы, а баронесса уехала в свое курляндское имение, откуда не рассчитывала вернуться раньше середины сентября.
Сердце молодой девушки сжималось от страха, когда она смотрела на сильно изменившееся лицо своего отца, в несколько месяцев постаревшего на десятки лет. Его возраставшая слабость наполняла душу мрачным предчувствием. Она не знала, что Ардатов, видя ее постоянно занятой писанием или живописью, подозревал истину, но боялся спросить, не из-за денег ли она работает. Тем не менее убеждение в справедливости его догадки быстро подтачивало силы больного.
Когда наступила осень со своими бесконечными дождями и пронизывающей сыростью, больной начал заметно угасать. Он уже больше не сходил с кровати и впадал временами в бессознательное состояние. Припадки удушья и острая внутренняя боль стали часто мучить его. Доктор покачивал головой и уклончиво отвечал на предлагаемые вопросы, но адмиралу категорически объявил, что конец близок.
Таким образом прошел весь сентябрь. Обнаженный сад с деревьями, покрытыми инеем, еще более усиливал тревожное настроение, угнетавшее Тамару. Несмотря на то, что баронесса часто приезжала к Ардатовым, а адмирал бывал ежедневно, Тамара была очень печальна. Под влиянием тягостного предчувствия близкой разлуки она ни на минуту не покидала больного отца и все ночи проводила у его изголовья.