Тоска по солнечному свету

Лайо не знает, в какие коридоры надо сворачивать, когда убегаешь от полиции, куда прятать вещи во время обысков и как правильно выпрашивать еду на рынке. И для меня непостижимая задачка — как он при этом умудрился дожить до своих двадцати пяти.

Он постоянно рассказывает какие-то сказки про поверхность и свет от огромной раскалённой звезды, когда мы вечерами собираемся у печки на ужин. А ещё он говорит, что мы бледные. Потом объясняет, что «бледные» — это когда кожа у тебя очень светлого оттенка, без кровинки, почти синюшная.

Лайо бывает интересно послушать, но часто он говорит, что воровать кошельки из чужих карманов — это нехорошо и добром не кончится, и тогда я не очень-то обращаю на него внимание, потому что лучше меня во всём Гермесе этого никто не делает, и грех не воспользоваться случаем, когда богатеи собираются на площади послушать какую-то дурацкую музыку. Вкус у них не очень, зато кошельки почти всегда пузатые, и жить потом можно без забот иногда можно месяцами. Как раз до нового концерта.

Вот и сегодня у дамочки рядом со сценой очень красивая вышитая золотом сумка из кожи, на ней гладко поворачивается замок и крышка откидывается — бесшумно. Когда это нерадивое существо заметит, что пропал бумажник, я буду уже далеко.

Когда выбиралась с площади, моё внимание привлёк один господин с тростью. Тёмное блестящее дерево и резной набалдашник — такие штуки обычно очень дорого стоят. И поэтому я останавливаюсь в задумчивости. Судя по тому, как у него топорщился карман брюк, кошелёк находился именно там. Из кармана тащить куда сложнее, чем из сумки, но устоять перед искушением критически невозможно. Этот человек явно богат, одет по последней моде: часы на цепочке, высокий воротник, перчатки без пальцев и смешные круглые очки. Наверняка, одежду шьёт на заказ.

Я стою совсем близко, мне достаточно всего руку протянуть, чтобы унести кусочек этого богатства домой, в забытые катакомбы. Жажда азарта и быстрой наживы уверенно перевешивают все мои опасения, и я действительно плавным незаметным движением протягиваю руку к его карману. Уцепившись за краешек кошелька двумя пальцами медленно и ювелирно тяну к себе, считая в уме. Пятнадцать секунд — идеальное время, чтобы сделать всё чисто и незаметно, и на исходе последней секунды я чувствую, что бумажник действительно у меня в руках.

Вспыхнувшее на миг короткое ликование почти сразу сменяется замешательством. Я не сразу понимаю, что же пошло не так, и почему руку привычным движением не получается опустить, но почти сразу до меня доходит: её держат. Чужие пальцы сжимаются вокруг моего запястья, и человек медленно оборачивается ко мне.

Поймал.

Сердце ухает в пятки, и на какой-то момент я вообще перестаю соображать от паники, но краем глаза всё же замечаю, что парень очень молод, примерно одного возраста с Лайо.

— Ну привет, ребёнок, — он склоняется надо мной, чтобы лучше видеть лицо.

Он улыбается слишком лучезарно для того, кого только что обокрали, но глаза у него острые, взгляд царапает, и хочется от него сбежать.

Он улыбается и руку мою сжимает в стальных тисках.

— Я не ребёнок, мне тринадцать уже! — негодую и выдираюсь, но едва ли он вообще заметил эти попытки.

— Как звать? — спрашивает, щурится, и голос действует на меня, как сыворотка правды. А ещё я боюсь, что он поднимет шум, если не буду отвечать на его вопросы.

— Аленсиока, — бурчу под нос недовольно, уставившись на носки своих ботинок. — Аля, — потом оглядываюсь за спину. Там есть, на что посмотреть. — Что, сдашь меня полицейскому?

Он ходит возле стены, в блестящих сапогах и револьвером на поясе. Мы уже привлёкши его внимание, и у меня всего несколько минут, может секунд, прежде, чем он сам решит подойти.

Остроглазый следит за моим взглядом и усмехается, упираясь в убийственно прямую осанку служителя правопорядка.

Интересно, он знает, насколько это для меня страшно? Догадывается, что меня сколько раз водили уже в участок, и сколько раз я почти чудом сбегала оттуда.

Что каждый следующий раз — это всё больший риск не вернуться из полицейских застенок никогда.

— Не сдам, — набатом звучит в ушах. Остроглазый склоняет голову и снова улыбается. Ожидаемо следует продолжение. — Нам ведь не нужны проблемы с законом? Но в обмен тебе придётся оказать мне маленькую услугу. Согласна?

Как будто у меня выбор есть. Кивнуть приходится.

— Следуй за мной, — он так говорит, но руку мою не отпускает, и топать за ним приходится, хочу я этого или нет.

Через несколько шагов кончается подземная площадь и начинаются привычные длинные коридоры, пока ещё не катакомбы, а широко расположенные стены и высокие потолки. Я хорошо знаю город, но вскоре места, по которым мы следуем перестают казаться мне знакомыми, и это начинает напрягать. Вырваться бы да убежать, мы уже далеко от площади, никто не услышит. Но его хватка — тиски.

Остроглазый остановился перед тёмным и маленьким коридором без освещения. Стены его были увиты пыхтящими трубами, а пол сырой, местами и вовсе разливаются лужи. Мне окончательно перестаёт нравиться вот это всё.

— Куда ты тащишь меня, проклятый?

— Увидишь, — уклончиво отвечает он и делает шаг вперёд.

Некоторое время идти приходится практически в полной темноте, и я высоко поднимаю ноги, молясь не наступить случайно на крысу. В лицо с шумом пыхнула горячим водяным паром какая-то труба, и я закашлялась, очень развеселив этим своего спутника.

— Пришли, — довольно сообщил он и потянул на себя дверь, незаметно встроенную среди проводов и труб,

Оттуда сразу пахнуло дымом с очень специфичным запахом, он наполнял собой всё пространство от пола до потолка, и я сразу прижала к носу рукав, чтобы не надышаться.