Тоска
Шрифт:
Вынужден был обратиться за помощью. Клевер, мой товарищ по парте, открыл мне двери своей квартиры. Только увидев его расцветшее в улыбке лицо, я заметил, что его щетинистые волосы превратились в паутину, что в лоб его врезались две глубокие морщины, а из глаз исчезло радостное детское выражение. Похоже, прошли года после нашей последней встречи.
Он неумело сварил кофе, было заметно, что не привык это делать сам. Черный порошок сыпался мимо турки и сгорал на раскаленной плите. Он стирал его кончиками пальцев, огрубевшую кожу
– Дружище, я покажу тебе свое новое пальто, – он попытался нарушить долгое неловкое молчание, и вышел в комнату.
С полки на меня выпучился Шопенгауэр. «Афоризмы и максимы».
– Откуда у тебя эта книга?
– Извини, не расслышал, – он приблизился в обновке.
У меня в руках уже была книга, фразы из которой я знал наизусть.
– Ах, эта! Мне ее подарила София.
– Что за София?
– Наша София.
– Она?!
Наконец-то я оказался у цели.
– И ты давно так близок с нашей подругой?
– Когда-то я… Впрочем, лучше промолчу.
И как раз, когда я подумал, что клубок, в который сплелись предыдущие годы, начал разматываться, в квартиру без стука вошла толстая женщина в голубом парике с сумками в руках. Возможно, искусственные волосы она использовала намеренно. Во всяком случае, ее появление сбило меня с толку. Уселась напротив меня и, как офицер, обращающийся к новобранцу, приказала моему товарищу сварить еще кофе. Я свой выпил залпом, как ракию. Охота разговаривать отпала. Я отложил книгу и ушел.
Медленно, печально, безвольно я погрузился в мысли о прошлом. Постарался отгадать, почему страх так навалился на меня в последние годы. Мотался по дому покойных родителей, неотчетливо, но очень больно. Он охватил меня не внезапно. Смрад неспешно проникал в трещины моего дома. Заставлял меня выветрить утробу, опростать желудок и вытряхнуть из себя все. Я возненавидел дом, в котором родился. На его фундаменте все обратилось в печаль. Вместо того, чтобы воспоминаниям о родных радовать душу, они пробуждали во мне беспокойство, ясно давая понять, что даже видимости счастья, по крайней мере, что касается меня, здесь более нет и не будет. Что даже эта видимость исчезла в несущемся потоке времен, и уже не может догнать меня.
На столбе перед домом Клевера я увидел объявление. Что-то неотчетливое, но сильное, заставило меня рассмотреть его.
Со столба мне улыбалась София. Меня пронзила боль в подреберье, и я едва не упал на колени.
Черно-белая фотография недосмотренного сна приобрела резкость.
Самая умная, самая таинственная, самая красивая на всех фотографиях времен средней школы, теперь она, пришпиленная кнопками, была одинока, и вокруг нее никого не было. Без мальчишеских вздохов, на холодном ветру, поднимающем с асфальта и закручивающем столбиком пыль вокруг ее лица.
Под портретом стояло:
«Исчезла. Если увидите ее, позвоните по телефону…», а потом его автор эгоистично написал его цифрами, вылезающими за пределы обрамления фотографии.
«Разве они важнее ее самой?» – подумал я.
Сорвал листок, осторожно сложил его и спрятал в задний карман брюк.
Надо ее найти. Я знаю всех городских фраеров, знаю, куда ходит отдыхать дьявол, и знаю, что ищу.
С кем она встречалась в последнее время? От этой мысли у меня мурашки по коже поползли. Я старательно заглушал ревность.
Обострил чувства, предоставил им волю и утихомирил сердце. Как зверь, подкрадывающийся к жертве, чтобы выбрать подходящую для броска позицию. А жертвой становится каждый, кто старается ему навредить.
Я даже не подумал о том, что она уже может быть на другом, недоступном мне свете.
Если напакостивший ей написал такие цифры рядом с ее портретом, видимо, желая замести собственные следы, будь он хоть отцом ее детей – туго ему придется, когда моя погоня за ним окончится.
Я отправился в отделение полиции, где изложил свои намерения.
Меня выслушал усатый инспектор средних лет. Он знал, кто я такой и на что когда-то готов был пойти. Применив психологические приемы, в которых бы разобрался даже слабоумный, он объяснил, что мне не стоит вмешиваться в его дела.
– Учту все, что вы сказали. Но я пришел не за этим. Явился для того, чтобы вы, если знаете, рассказали мне все, что вам известно об этом деле.
– Полиция делает свое дело.
– Хорошо. Я вас предупредил. И это мое предупреждение, поймите правильно, неизвестному лицу, которое, надеюсь, я скоро найду.
– Вы не можете вершить правосудие, для этого у вас нет полномочий.
– Как это – нет полномочий? Я знаю ее всю жизнь.
– Тогда мы арестуем вас.
– За что? Что я делаю не так?
– Мешаете следствию. Повторяю, вы не имеете права вершить правосудие.
– Хорошо, я не буду его вершить. Просто возьму его в свои руки. А вы вольны арестовать или отпустить меня, – процедил я сквозь зубы, и глаза мои сузились.
Я стащил со стола показания Драгана Милошевича, Механика, мужа Софии. Знал, что они не имеют права задержать меня, но следить будут, а мне только этого и надо. Это ускорит их расследование. Возможно, и поможет одолеть их неспособность.
В тот вечер я засиделся допоздна, собираясь с мыслями, проверяя чувства и прошлое. Мне надо было узнать о ней все, чтобы понять, с чего следует начать. Я должен был переговорить со всеми, кто тем или иным способом соприкасался с ней в минувшие дни, месяцы и годы. И кто бы что ни говорил, она принадлежала мне.
Открыл старый, давно не бывший в обороте ежедневник и принялся записывать все, что следовало сделать завтра. Больше всего я хотел найти ее для себя. Опять.