Тот, кто станет моим

Гибсон Рэйчел

– Где болит? – спросил Сильверман.

– Плечо. Ключица. Я слышал треск.

– Можешь пошевелить руками и ногами?

– Могу. – Сэм пережил немало переломов и сразу понял, что теперь не скоро выйдет на лед. Не скоро встретится с О’Брайеном, чтобы надрать тому задницу.

– Помогите подняться.

Марк опустился на колено рядом с Сэмом.

– Просто лежи спокойно и позволь Скотту делать его работу.

Сэм покачал головой и заскрежетал зубами от боли, которую причинило такое незначительное движение.

– Мой

сын здесь. Я не хочу, чтобы он видел, как я лежу на льду. – А еще Сэм не хотел показать ублюдкам, какую сильную боль испытывает. – Скотт может сделать свою работу в тренерской. – Сэм оттолкнулся правой рукой и сел. Боль была невыносимой, но он старался этого не показывать. Менее всего он хотел, чтобы его унесли с катка на носилках.

Скотт подставил Сэму плечо, чтобы тот смог встать на колени.

Черт! Проклятие! Дерьмо!

– Ты в порядке?

– Да, да. – Сукин сын! Сэм встал на ноги, арена взорвалась аплодисментами. Он медленно покатился к бортику, крепко прижимая левую руку к груди. Боль была так сильна, что плавающие перед глазами разноцветные круги затуманивали взор. Но сильнее боли была злость. Он злился, что пустоголовому уроду удалось застать его врасплох. Злился, что ему придется пропустить целый месяц. Да и то если повезет. Злился, что подобное произошло на глазах у его сына.

Глава 10

Тот, кто станет моим, не встречается с другими девушками (особенно с тощими моделями)

Коннор отпустил руку матери и нажал на кнопку вызова лифта. В свободной руке он держал маленькую коробку с кексом. Этот кекс, который они с Отэм испекли утром, Коннор сам украсил червяками из мармелада и шоколадной крошкой.

Двери лифта бесшумно закрылись, и мать с сыном поднялись в студию Сэма, расположенную на десятом этаже. В начале одиннадцатого утра Коннор должен был находиться в школе, но после событий прошлого вечера ему хотелось увидеть отца.

Наплакавшись вволю, он уснул только во втором часу ночи. Малыш был уверен, что его отец умирает.

– Его увезли на «ско…ско…скоро-о-о-ой», – рыдал он.

– Потому что так удобнее, – солгала Отэм в попытке успокоить сына. Сразу после того как Сэм уехал со льда, представитель команды «Чинуков» нашел Отэм и Коннора и сообщил им, что Сэма увезли в клинику «Харборвью», чтобы сделать рентген.

– Я так не… не ду-у-умаю, мам.

По мере того как Коннор становился старше, его было все сложнее обмануть. Мальчик испытал настоящий ужас в те несколько секунд, что Сэм лежал на льду без движения. Он расплакался, и Отэм вынуждена была признать, что, хоть и желала Сэму зла, реальность не оставила ее равнодушной.

– Я хочу увидеть па-а-апу.

– Я отвезу тебя к нему утром, – пообещала Отэм, хотя совсем не хотела оказаться в его квартире.

Двери лифта разъехались, и мать с сыном оказались в небольшом холле.

– Мы ненадолго, помнишь? Посмотришь, что с папой все в порядке, и все.

Коннор

нажал кнопку звонка, и через несколько секунд дверь отворилась. На пороге стояла Фейт Сэвидж – высокая, великолепная и беременная. Отэм не знала, кто удивился больше – она сама или владелица «Чинуков».

– О… Здравствуйте, Отэм. Вы знакомы с Сэмом?

– Да, у нас общий сын.

– Я этого не знала. – Фейт посмотрела на белокурую головку Коннора.

– Немногим это известно. – Отэм положила руку на плечо сына. – Поздоровайся с миссис Сэвидж.

– Здравствуйте. – Коннор наклонился, чтобы заглянуть в квартиру. – Как ваши дела?

Фейт улыбнулась.

– Спасибо, хорошо. – Она отошла в сторону, и Коннор бросился мимо нее.

– Папа!

Отэм вошла в прихожую и прикрыла за собой дверь.

– Как Сэм?

– Злится. – Фейт бросила взгляд через плечо. – Я рада, что вы здесь.

Очевидно, она не знала об отношениях Сэма и Отэм.

– А как вы себя чувствуете? – спросила Отэм у Фейт, когда они вошли в гостиную с мягкой кожаной мебелью, огромным домашним кинотеатром и стеклянной стеной, сквозь которую можно было увидеть раскинувшийся внизу город. Открытое пространство было заполнено дорогой мебелью и картинами. Именно такой представляла себе Отэм холостяцкую квартиру Сэма.

– Теперь уже хорошо. А первые три месяца меня немного помучили. Представляю, как это ужасно, когда некоторых несчастных женщин тошнит на протяжении всех девяти месяцев.

Отэм засмеялась и всплеснула руками.

– Я была одной из таких несчастных женщин. И это действительно было ужасно. – Отэм расстегнула молнию своего черного флисового жакета, и женщины прошли на кухню, где расположились у стойки Сэм и Коннор.

– Вы уже знаете, кто у вас – мальчик или девочка?

– Пока нет. Только недавно сделали первое УЗИ.

– О да, я помню. Коннор выглядел как крошечная куриная котлетка. – Отэм засмеялась. – Поэтому мы и прозвали его Наггетом.

Сэм поднял глаза от лежащего на мраморной стойке кекса. Поверх белой футболки на нем была надета перевязь, опоясывающая плечи и крепко прижимающая левую руку к груди. С правой стороны футболка Сэма была заправлена в нейлоновые спортивные штаны, а слева висела до бедра. Его волосы были всклокочены, а щеки и подбородок покрывала светлая щетина.

– Я думал, ты зовешь его Наггетом, потому что он был зачат в Лас-Вегасе.

Отэм искоса посмотрела на Фейт, а потом покачала головой. Она не хотела даже вспоминать о той ночи в Вегасе, когда был зачат Коннор. Не говоря уж о том, чтобы обсуждать ее в присутствии Фейт Сэвидж.

– Ну что ж. Не стану вам мешать, – произнесла Фейт, подходя к высокому стулу и беря с него красное шерстяное пальто и сумку «Гермес». – Сэм, дай мне знать, если тебе что-нибудь понадобится.

– Спасибо, что зашли. Я вас провожу. – Сэм двинулся к гостье, но она протестующе подняла руку.