Тот, кто знает. Книга первая. Опасные вопросы
Шрифт:
— Вижу, к чему ты клонишь, — горько усмехалась Наташа. — Только никого добрее, умнее и лучше Марика на свете нет. Так что не намекай.
— Да откуда ты знаешь, есть или нет, — горячилась в ответ Инна, — кого ты видела в своей жизни, кроме Марика? Ты же ни на кого внимания не обращала, один Марик для тебя — свет в окошке. Ты хоть раз с парнем в кино ходила?
— Ходила.
— Да? С кем это, интересно знать? — недоверчиво прищурилась Инна.
— С Вадиком.
— С каким еще Вадиком?
— Ну там, в Сочи, два года назад, помнишь, я тебе рассказывала. Вадик из Мурманска.
— Ах этот… Этот не в счет.
— Почему
— Он за тобой не ухаживал.
— А… — начала Наташа и вдруг осеклась.
И в самом деле, ухаживал Вадик за ней или нет? Тогда, в Сочи, ей казалось, что они просто проводят вместе вечера, потому что оказались единственными близкими по возрасту жильцами одного дома. Вадик, уезжая, даже адреса ее не попросил и писем писать не обещал. Однако теперь, пройдя через пристальное наблюдение за поведением Марика и исступленные поиски признаков влюбленности с его стороны, Наташа стала понимать, что те же самые признаки можно было увидеть и в поступках и словах ее южного приятеля. А ведь он почти такой же красивый, как Марик, и умный, книжек много читал, и воспитанный, и добрый. Только он намного моложе Марика, а в остальном… Может быть, Инка не так уж и не права, утверждая, что Марик на свете не единственный? От этой мысли ей стало почему-то грустно. Выходит, ничего необыкновенного в Марике нет, и где-то на Земле, а может быть, даже и по Москве ходят такие же, как он, чудесные, умные, красивые и добрые.
Все лето Наташа провела вместе с Инной на даче у Левиных в Подмосковье. Она набрала с собой учебников для десятого класса с твердым намерением заниматься каждый день. Все равно Марик женится и уедет из их квартиры, а годовалую Иринку Нина увезла куда-то в деревню, к родственникам Николая. Инна только плечами пожала, увидев перевязанную бечевкой стопку учебников, взятых у кого-то из выпускников (новые будут выдавать в школе только в сентябре).
— Ты что, серьезно? — спросила она, насмешливо глядя на подругу.
— А что? Я всегда летом занимаюсь, ты же знаешь. И потом, я папе слово дала, что в десятом классе у меня не будет ни одной четверки в табеле.
— Ну смотри, — Инна притворно вздохнула. — Жалко, конечно, но ничего не поделаешь, раз ты слово дала.
— А что? — забеспокоилась Наташа. — Я не понимаю, о чем ты.
— Натуля, да ты хоть представляешь себе, что такое лето в дачном поселке, где живут одни профессора, академики и известные артисты?
— Не представляю, — честно призналась Наташа. — У нас нет дачи, я только к тебе иногда приезжаю, да и то зимой, на лыжах кататься.
— Вот то-то и оно! Ладно, что я тебе буду рассказывать, сама увидишь.
И Наташа увидела. На много лет запертая любовью к Марику и непомерным честолюбием в четырех стенах своей квартиры, она даже не подозревала, что есть и такая жизнь, полная веселья, шумных компаний, анекдотов, песен под гитару и танцев под магнитофонные записи зарубежных певцов и ансамблей. Она не знала, что можно гулять всю ночь и ложиться только на рассвете, что можно ездить на родительской машине на озеро купаться, жарить шашлыки на берегу, сидеть по вечерам у костра и обмениваться долгими многозначительными взглядами с сидящим напротив сыном врача из Кремлевской больницы или с сыном известного кинорежиссера, а потом бродить с ним, взявшись за руки, по извилистой тропинке вдоль леса, с замиранием сердца думая: «Обнимет или не обнимет? Поцелует
Учебники, естественно, были забыты, и мысль о женитьбе Марика не вызывала больше отчаянной боли во всем теле. Так, небольшой укол где-то в области сердца. Спохватилась Наташа только в начале августа, когда из подъехавшей к дому машины Инкиного отца Бориса Моисеевича Левина вылез Александр Иванович, отец Наташи.
— Ну, как вы тут? — добродушно осведомился отец, оглядывая огромный, поросший соснами участок и просторный деревянный дом. — Борис Моисеевич давно меня звал вас проведать, вот, наконец, выбрался. Как, Анна Моисеевна, не очень вам хлопотно с двумя-то девицами на выданье?
Анна Моисеевна, маленькая и кругленькая, как булочка, звонко расхохоталась и замахала руками:
— Что вы, Александр Иванович, какие с ними хлопоты, сами себе приготовят, сами за собой уберут. А у вас вообще не девочка, а клад, все умеет, и печет, и жарит, и варенье варит, и штопает, и огурцы солить умеет. Мне бы такую помощницу каждое лето на один месяц, я бы горя не знала — и вашу семью, и Боренькину, и свою на всю зиму вареньями-соленьями обеспечила. Мы с Наташенькой уже сорок банок смородины накрутили и огурцов банок пятнадцать. С завтрашнего дня за капусту возьмемся.
— А у вас свой огород? — удивился Александр Иванович, оглядываясь. — Я не заметил.
— Да что вы, какой огород, на участке ни одной грядки нет, только кусты, вот смородину красную и черную и крыжовник я отвоевала, а больше Боря ничего не разрешает сажать. Мы все на базаре покупаем, здесь дешевле, чем в городе, да и дом большой, места много, есть где развернуться. А в городской кухне разве столько варенья наваришь? А капусты столько нашинкуешь?
— Ну, славно, славно, — приговаривал Александр Иванович, выслушивая похвалы в адрес своей дочери. — А с занятиями как? Продвигается дело?
— Да, потихоньку, — промямлила Наташа, мечтая только об одном: не покраснеть и не выдать себя.
Отец пробыл на даче до вечера, вместе с Борисом Моисеевичем стучал молотком, занимаясь починкой полок в погребе, съездил с ним на базар за капустой, выдал Анне Моисеевне деньги за Наташино питание, от которых та шумно и яростно отказывалась, утверждая, что съедает девочка на копейку, а помощи от нее на сто рублей и что, если бы не Наташа, ей, Анне Моисеевне, пришлось бы приглашать помощницу из местных жительниц и платить ей бешеные деньги. Однако Александр Иванович увещеваниям не внял, положил конверт с деньгами на стол, помахал всем рукой и отбыл вместе с отцом Инны на сверкающих новеньких белых «Жигулях».
— Мне заниматься надо, — растерянно пробормотала Наташа, глядя вслед удаляющейся машине. — Всего месяц остался.
— Да брось ты, — беспечно махнула рукой Инна. — Ты же способная, ты и так в течение года будешь нормально учиться, если перестанешь все время думать о Марике.
— Нет, — Наташа упрямо покачала головой, — так нельзя. Надо заниматься. Я папе обещала.
— И что, не будешь теперь по вечерам с нами гулять?
— Буду. Заниматься можно и днем.
— А тетке помогать? А купаться на озере? А шашлыки?