Тотем Человека

Герасименко Анатолий

— Куда! — крикнул Черный. — Стой!

Она пробежала по инерции еще десяток шагов, потом оглянулась. Оказывается, это была автостоянка. У самой границы парка терпеливо ждали машины: спортивный двухместный автомобиль, громоздкий квадроцикл и тот самый джип, на котором их сюда привезли. Чуть поодаль — милицейский 'уазик', который рядом с дорогими машинами выглядел дворнягой на собачьей выставке. Черный махал рукой, стоя около джипа. Дина подбежала к нему.

— Не… подведи… куколка, — выдохнул Черный и обнял Дину. — Качай… давай…

'…Страданием полнится земля, и предки скорбят об усопших. Станем же, словно ветер, легки…'

— Давай, — сказал Черный, дыша ей в шею.

'…и, подобно земле, неустанными будем в делах. Радость, любимый…'

— Все, время, — произнес Черный.

Он отделился от Дины, дернул ручку автомобильной двери. Дверь оказалась незапертой — это началось везение, обычное кошачье везение после кошачьей накачки. Конечно же, в замке нашлись ключи, и бензина был полный бак, и машина завелась с первого раза, непривычно, по-гоночному рыкнув…

Сзади что-то ударило в корпус, да так сильно, что джип испуганно присел на задние колеса. Дина отчаянно обернулась. Прямо на нее сквозь полосатое заднее стекло смотрел Тим. Он замахнулся, ударил опять, обеими руками. Стекло расцвело сеткой трещин, и снова качнулась машина. Черный выругался, совершил ногами сложное па на педалях, одновременно подтолкнул рукоятку передачи. Истошно взвизгнув, мотор заглох. Черный хватил по рулю кулаком — кровь из раненой руки брызнула на приборную панель — и принялся терзать ключ зажигания, но машина, которая так послушно завелась вначале, теперь лишь кудахтала стартером. Тим обошел машину и локтем разбил стекло сбоку от Черного. Тот молниеносно спрятал голову от осколков, а затем, оскалившись в разбитое окно, зашипел. 'Они сейчас убьют друг друга', - подумала Дина. Надо было что-то крикнуть, что-то сказать, но она увидела лицо Тима, испугалась, и слова умерли в горле.

Быстрая тень метнулась откуда-то сбоку, накрыла Тима, упала вместе с ним. Это был небритый водитель, уже выдохшийся, неспособный никого мучить, но все еще опасный своей обычной, мужицкой силой. Взметнулась за окном чья-то нога, кто-то вскрикнул. В этот момент мотор фыркнул, будто гигантская рысь, и Черный стартовал.

Оставляя за собой дымное облако, джип помчался вперед, быстрее и быстрее, унося Дину прочь от говорливых воронов-садистов, от молчаливых садистов-крыс, от сумасшедшего бега… от Тима, который был так страшен в своей ярости, ярости влюбленного, обманутого зверя. Дина закрыла глаза, только на минуту, а когда открыла их снова, то увидела, что они едут по шоссе. Черный вел джип, остервенело ныряя между машинами, то и дело выруливая на встречную полосу. Он кривился, когда приходилось раненой рукой переключать скорости. Кровь была везде: на руле, на рукоятке передач, на стеклах приборов. Машину то и дело заносило, и тогда Черному приходилось вертеть руль обеими руками. Выл мотор, пахло бензином, Дину швыряло на широком сиденье так, что она решила пристегнуться, хотя ненавидела ремни безопасности. Закончив возиться со своим ремнем, она потянулась к Черному. 'Не трогай', - рявкнул тот, но Дина, не слушая, перекинула ему через грудь ремень и щелкнула замком. 'Я же сказал, не трогай', - с досадой проговорил Черный. Дина открыла рот, чтобы ответить, но в это мгновение, покачиваясь на ходу, слева надвинулось грязное, ободранное тулово 'Камаза'. Дина вскрикнула. Машина завиляла, заерзала, раздался гудок.

Потом был удар.

Глава 5

Жизнь наша — тайна

Этого я не ожидал. В тот самый момент, когда я протянул к Черному руки, когда уже ощутил тепло его лица, вдохнул вонь его пота и увидел, как расширяются его зрачки — вот тогда-то проклятая крыса сбила меня с ног.

'Чертовски не повезло, а?' — сочувственно сказал голос в голове. Худой, жилистый бандит сидел на мне верхом. Одна грязная лапа карябала по горлу, другая суматошно пыталась поймать руки. Я извивался, как ящерица, пойманная за хвост, молотил наугад по воздуху, но мой противник был очень силен. Он дышал тухлятиной, он притискивал меня к асфальту коленями, он таскал меня за волосы. Наконец, решив, вероятно, что так со мной будет легче совладать, он навалился на меня всем телом. Я почувствовал спиной его костлявые ребра, вялый живот и ниже — ноги, как ожившие швабры. Я тут

же сообразил, что вот так же он наваливается на женщин. Так же он мог навалиться на Дину. Возможно, что и навалился. Только что. После этой мысли что-то изменилось, я перестал быть человеком и стал Тотемом — сильным, злым, свободным. Извернувшись, как кошка, я выкатился из-под противника и стал пинать его, целя в морду. Бандит не успел подняться и стоял на коленях. По-видимому, я ни разу не попал, потому что он очень ловко закрывался руками. В конце концов он преодолел бы мою атаку, насколько яростную, настолько же неумелую, но вдруг у него под плащом заиграл телефон. Это его отвлекло, он поднял руку слишком медленно, и мой ботинок попал ему в глаз.

Он тут же закричал, свернулся клубком и накрыл лицо ладонями. Я добавил еще несколько ударов — по костистой спине, по ногам — но чертова жалость помешала мне, и я не стал его добивать. Дыша, как паровоз, я стоял над ним, а он, постанывая, вытянул неугомонный телефон, прижал его к уху и некоторое время слушал. Потом он, шатаясь, встал и сказал мне:

— Пойдем. Шеф зовет.

Он по-прежнему закрывал рукой глаз. Из-под пальцев текла кровь. Второй глаз глядел на меня безо всякой злости, а, скорее, с обидой. Мне стало жаль незадачливого крысюка. Тут же я (или Тотем во мне?) устыдился своей жалости, а еще через мгновение пришел стыд за то, что мне стало стыдно: это ведь был подонок, бандит, похититель. Похититель часто дышал, дергал щекой, осторожно промакивал пальцами разбитую губу. Глупость он сделал, вот что. Надо было не меня хватать, а Черного из машины выкидывать. Но, видно, не разобрался впопыхах… Мы побрели к дому. Мой соперник прихрамывал, а я старался держаться ровно, хотя устал, как дьявол, и еще зверски болела спина. Видно, этот крысеныш что-то там повредил.

Я вошел в дом, во второй раз за последние двадцать минут. Вестибюль, который на первый взгляд представился мне огромным, как театральное фойе, оказался маленьким и даже уютным: кожаная мебель, мягкий свет, звонкий фонтанчик в центре. В вестибюле было нехорошо. Прямо у входа стоял Боб и поигрывал пистолетом, направляя его то на бородатого представительного мужчину в очках, то на вторую крысу, бритоголового, приземистого мужика с довольно страховидным шрамом. Чуть поодаль, в кресле сидел привратник, который открыл нам дверь. Лицо у Боба было отрешенное, словно у пианиста. Пистолет сосредоточенно глядел в пространство единственным глазом. Очкастый бородач говорил:

— …Самое худшее, что принесла нам так называемая цивилизация — это идиотские нормы поведения. В былые времена вы бы просто так не ворвались ко мне в дом, юноша. Я — уважаемый человек. Раньше уважаемые люди жили в замках. За крепкими стенами и дубовыми дверями. И таких, как вы, встречали ушатом помоев.

Боб неопределенно повел головой.

— Спрячьте-ка лучше пистолет, — продолжал бородач, — пока беды не вышло. Вы вломились ко мне в дом. Испортили мебель. Покалечили моих сотрудников. А теперь…

— Ваши сотрудники, — сказал Боб утробно, — ну да. Один такой сотрудник сейчас в СИЗО у меня сидит. Показания дает.

— Чушь, — твердо сказал человек в очках. Боб скривил рот, как будто сосал больной зуб:

— Не надо, Стокрылый. Вы их все равно упустили… Не догнал ведь ты их, да? — обратился он ко мне.

Я покачал головой.

— Никто никого не упускал, — с разделением проговорил тот, кого Боб назвал Стокрылым. — Двое хулиганов с целью мародерства проникли ко мне в дом, нанесли урон имуществу и скрылись в неизвестном направлении…

— А еще, — сказал я, — они угнали твою тачку.

Все уставились на меня. Внезапно навалилась такая усталость, такое измождение, что я понял: еще немного — и упаду, прямо под ноги этим бандитам. Рядом с креслом, в котором сидел привратник, стоял очень удобный на вид кожаный диван. Из последних сил я доковылял до этого дивана и рухнул в него всей своей грязной, уставшей, измочаленной тушей. Какого черта. Я уделал тощего крысиного засранца, рядом со мной находился вооруженный милиционер, и, к тому же, мне было нечего терять. Черный увез Дину, теперь, наверное, насовсем. Могу я, по крайней мере, сесть и немного отдохнуть?