Тотем Человека

Герасименко Анатолий

— Хорошо-хорошо, вон у той парадной давайте. Ты ведь сможешь во двор зайти? — обратилась она к Черному. Тот закатил глаза. Водитель притормозил.

— Я тебя провожу, — сказала Саша.

— Благодарю, — сказал Черный. Ему вдруг начал страшно нравиться весь этот цирк. — Я как-нибудь сам управлюсь…

— По уставу положено, — возразила с переднего сиденья Мила. Черному опять показалось, что она знает слишком много для человека, которому ничего не полагается знать. Однако Мила тут же развеяла наваждение, прибавив:

— Я с вами пойду.

Покурю, воздухом подышу.

Это было нехорошо, но такая ситуация предусматривалась. Саша вышла и протянула руку Черному. Черный проигнорировал предложенную помощь и, размахивая тростью, стал выбираться из машины самостоятельно.

— Давайте, — кряхтел он, — пойдемте. Все втроем, ага. Поможете мне, калеке. Одна палку будет держать, другая еще что-нибудь… А, может, еще и водилу возьмем? А? Как думаете? Давайте, пускай рядом стоит, комаров отгоняет…

Мила уже стояла около машины, держала в длинных пальцах длинную сигарету и улыбалась. Саша взяла Черного за плечо, легонько дернула.

— Молчу, молчу, — буркнул он и, тяжко опираясь на трость, заковылял к дому. Мила с Сашей шли следом. Оказавшись во дворе, Черный издал негромкий возглас.

— Вон там! — произнес он, указал тростью в пространство, покачнулся и чуть не упал. Обретя с Сашиной помощью равновесие, он двинулся к самому темному углу. Двор походил на коробку с каменными стенами. Светились гигантской мозаикой окошки, откуда-то пахло жареным луком, где-то громко играла музыка, где-то громко бранились…

Во дворе никого не было. Повезло. Попросту повезло. Действовала накачка Милы, и эта накачка была сильнее всех, что испытывал Черный.

— Ну ладно, — сказал Черный девушкам, — отвернитесь, что ли.

Саша потянула Милу за рукав.

— Во-во, — сказал Черный. — Лучше вообще отойдите. Чтобы не оскоромиться.

Он повернулся к стене и сделал вид, что возится с ширинкой. Дверь в подъезд была совсем рядом. Черный несколько раз вдохнул и выдохнул.

— Ах, как некрасиво, — со вкусом произнес он. — Как это по-плебейски, писать под чужими дверями! Но организм диктует свою мораль. Да здравствует мораль организма!

Последнюю фразу он выкрикнул на весь двор.

— Тихо ты, — яростно зашептала Саша. Дверь за спиной у Черного заскрипела.

Он обернулся.

В дверном проеме стоял бритоголовый крепыш. На щеке у него красовался толстый шрам, легко различимый даже в темноте.

— Гадим, значит, — сказал бритоголовый приятным, бархатным голосом. — Ссым, значит, где люди ходят.

— Минутку, — сказала Саша. Крепыш обратил на нее внимание.

— И баб уже привел, значит, — продолжал он.

— Мы уже уходим… — начала Мила, но бритоголовый не дал ей закончить.

— А я вас, тля, сейчас как отучу! — заорал он и выхватил из-за спины пистолет. Дважды бахнуло. Мила и Саша стали кричать, согнувшись и закрывая лица. Черный сорвался с места и побежал. Ему не нужно было больше притворяться, и он бежал изо всех сил, как не приходилось ему бегать уже

много-много недель. Трость он выбросил, чтобы не мешала. В боку тут же закололо, сердце трепыхалось у самого горла — сказывалось отсутствие тренировок. Но Черный не обращал внимания на эти мелочи, потому что его полностью занимала другая проблема.

Он заблудился.

Вначале он думал, что следует пробежать между домами, свернуть в подворотню, сделать сто метров по дорожке и выскочить на улицу. На улице его будет ждать машина, серая 'тойота'-универсал. Черный сядет в машину, и все закончится. Ну, или начнется — это как посмотреть. Первые несколько секунд дела шли точно по намеченному плану. Пробежка между домами, подворотня, сто метров по дорожке. Но дорожка почему-то вывела его вовсе не на улицу, а в соседний двор. На раздумья времени не было, Саша не просто должна была изображать перед Милой видимость погони — она должна была из кожи вон лезть, чтобы поймать Черного. Только при этом условии ей удастся немного отвести от себя подозрение. Слезогонка, которой оглушили Милу и Сашу, давала, разумеется, Черному небольшую фору во времени. Но… газовый пистолет — это газовый пистолет, оружие для отступления. Скорее всего, девушки уже в пути. И Черный бежал.

Он пересек соседний двор, юркнул под арку, оказался еще в одном дворе. Шарахнулся от парочки влюбленных. Пробежал по детской площадке, лавируя между качелями. Расплескал неглубокую лужу. Метнулся в проход между домами. Нелепым зигзагом пробежал по закоулку. Теряя дыхание, изнемогая, рванулся в подворотню — и увидел обещанную 'тойоту'. Машина стояла под деревьями, глазастая, ушастая и очень дружелюбная на вид. До нее было рукой подать, метров десять.

Черный побежал быстрее. Споткнулся. Взмахнув руками, удержал равновесие, неловко перебрал ногами. Еще раз споткнулся. Упал на колено.

В этот момент закончился срок накачки. Волшебного подарка Милы, самого необычного обезболивающего в мире.

Боль была такой сильной, что он почти услышал ее — тысячи нервных окончаний вскрикнули разом. Он хрипло каркнул, стиснул зубы и вытаращил глаза. Приподнялся на руках, пытаясь встать. Зарычал. И услышал голос.

Голос сказал:

— Бедный мальчик. Скорее, помогите мне, не видите, ему плохо. Быстро в машину.

Чьи-то руки подхватили со всех сторон, подняли в воздух. Черный изогнулся и увидел лицо. Борода, круглые очки, внимательный, обеспокоенный взгляд.

— Сейчас, сейчас, — говорил Стокрылый. — Сейчас поедем, у меня таблетки есть. Если совсем худо будет, укол сделаем. Сейчас, потерпи. Потерпишь?

Черный кивнул.

— Потерпи…

Черный почувствовал, как его заносят в машину, кладут на сиденье. Прямо над головой оказался прозрачный люк в крыше. Машина тронулась и поехала, набирая скорость, а Черный лежал, глядя в ночное небо, подсвеченное городским заревом. С неба невозмутимо смотрел месяц. Черный показал ему язык и сморщился от боли.