Тотем Человека
Шрифт:
Стокрылый повесил сумку на плечо.
— Кирпич ни с того ни сего, — внушительно сказал он, — никому на голову не свалится. Для этого кто-то должен постараться. Например, ты. Но ты же не будешь, правда?
Он улыбнулся, впервые показав зубы — отбеленные, ухоженные, мелкие — и выскользнул наружу. Потом раздался скрежет: Стокрылый запирал замок. Толстые, с палец, рычаги из блестящей стали заняли свои места в глубоких шахтах. По два рычага сверху, снизу и с обеих сторон двери. Черный, подтянувшись на костылях, посмотрел в глазок. Стокрылый по ту сторону двери, будто того и ждал, помахал рукой и начал не спеша спускаться по лестнице.
'Сука', - подумал Черный, но тут же спохватился. Спокойствие, только спокойствие. Пустяки, дело житейское. Всего-то заключил сделку с шизофреником,
Черный доковылял до кухни, приложил ухо к стене, которая граничила с соседней квартирой, и прислушался. Было тихо. Абсолютно тихо. Мраморного цвета кафель холодил щеку, из-за герметичных окон еле-еле шумел город. А за стеной было тихо. Черный повторил эту операцию с остальными стенами, потом, кряхтя и ругаясь, лег на пол и прижался ухом к паркету, еще пахнувшему лаком. Везде ждала тишина. Можно было кричать, можно было включить на всю катушку пижонский телевизор, можно было колотить по полу молотком — никто бы отозвался, потому что отзываться было некому. Он оказался в тюрьме — со вкусом обставленной, комфортабельной, пятикомнатной камере-одиночке.
…миллион евро и домик в Ирландии….
Черный встал, доковылял до кресла, упал в кресло, плеснул себе виски и погрузился в размышления. Он — хинко. Хинко в таких ситуациях положено слушать голос Тотема. Эти слова только что произнес Стокрылый, и от этого слова были неприятны, словно на них остался запах его дыхания… но Черный с детства знал: если в чем-то сомневаешься, попроси совета у Тотема. Вот что бы сказал Тотем? А? Накормили, напоили, устроили жить в шикарном доме, пообещали исполнить самую главную мечту. Прямо скажем, любая кошка позавидует. Взамен нужно только приехать один раз на их идиотское сборище и всех там возненавидеть. Психованная ворона отчего-то думает, что несчастным болванам придет после этого конец. А хотя бы и так. Чем меньше дураков на свете, тем легче жить нормальным людям. Тимку не вернешь, а эти фанатики и ногтя Тимкиного не стоят. Хотя, конечно, трупы жрать — это уже перебор. Этого я, признаться, не ожидал. Даже от такого шизоида, как Стокрылый. Тут он меня удивил… Впрочем, какая разница. До того, что творится в его вороньих мозгах, моему Тотему нет ровным счетом никакого дела. Слушая Тотем, поступишь верно.
Да. Поступишь верно. Черному даже стало интересно. Он никогда не видел, на что способен, и наконец-то представился случай проверить свои силы. А странные практики… Что ж, ради миллиона евро можно и потерпеть. Тем более что терпеть, по всей видимости, предстояло недолго.
Но было еще кое-что, чего он терпеть не собирался.
Черный скособочился в кресле и извлек из кармана Сашин телефон. Сняв блок клавиш, несколько секунд изучал надпись на дисплее. 'Батарея разряжена'. Ну, на один звонок, надеюсь, хватит…
Он набрал номер и стал слушать длинные гудки.
Сердце начало колотиться сильнее, в ногах запульсировала боль.
Потом в трубке сказали:
— Привет, Саша!
— Дина, здравствуй, — быстро заговорил он. — Дина, я живой, тебя обманули.
Дина не сразу ответила.
— Это… ты? — спросила она таким голосом, словно до этого тысячу лет ей приходилось молчать.
— Это я, киска, — ответил Черный. — Самый настоящий. Я хочу тебя видеть.
ЧАСТЬ 3
Глава 1
Жилец вершин
Они стали спать раздельно.
Все началось, когда Тим нашел работу. Когда-то они ложились вместе. Дине не надо было рано вставать на службу, так что накануне можно было допоздна валяться в постели, смотреть телевизор, заниматься любовью. Она, и Тим, и ночная тишина вокруг. Пили шампанское, тихонько смеялись, ласкали друг друга, болтали о пустяках. То было славное время, теперь оно ушло навсегда. Тим ложился в одиннадцать, чтобы встать в семь, принять душ, уложить свою ненаглядную челку и приготовить завтрак. Потом
И спал отдельно от нее.
Поначалу он придумал для этого совсем глупую причину. Жара. Тим стонал всю ночь напролет, ворочался, будил Дину, пил воду, ходил по квартире. Под утро уходил в кабинет (так он называл маленькую комнату) и досыпал там, открыв окно настежь. Дина звала его обратно, но он отказывался. Утверждал, дескать, боится ее простудить, дескать, ему необходим холодный воздух, чтобы крепко спать. Жаловался на кошмары с запахом крови. Теперь, когда после страшных августовских событий прошло — сколько? месяц? — теперь, когда наступила промозглая осень, он так и не вернулся в спальню. Новым предлогом стал телевизор. Ах, ты слишком любишь смотреть ужасы на ночь, а мне вставать спозаранку. Лучше будем ложиться в разных комнатах, будет и тебе свободнее, и я высплюсь. Так и повелось.
Дина не возражала. Чем меньше они бывали вдвоем, тем ей было легче. Так было проще. Проще дожить до следующего свидания с Черным.
Так было проще и Тиму? Возможно. Каково ему было понимать — а он понимал, не мог не понимать — что жена остается с ним, прежде всего, из страха, из унизительного, подлого страха умереть страшной, нелепой смертью? Ведь стоит ему потерять над собой власть, хоть на минуту — и Дину размажет по асфальту грузовик, или шальной ветер сбросит с карниза на голову многотонный пласт штукатурки, или просто остановится от какой-нибудь редкой болезни слабенькое женское сердце… что-нибудь странное, из ряда вон выходящее, о чем будут судачить патологоанатомы после вскрытия. А вот у нас случай был, ребята, привезли девчонку молодую, красавица, сил нет. И полчерепа как не бывало! Ну, натурально, мужу укол сделали, а то все руки на себя наложить хотел… Он, муж-то, как на Семеныча зверем посмотрел — Семеныч скальпель выронил, аккурат себе на ногу, а скальпель-то весь в формалине! Как матерился тогда! Да, бывает же… Главное, говорю, померла по-дурацки…
Он ведь из-за этого такой стал, подумала Дина. Не может быть, чтобы ничего не чувствовал. Вот и скрывается, старается отойти подальше. Тимка, Тимка, как же я виновата перед тобой, бедный мой, страшный мой… А ведь он совсем не тот, что прежде. Где мой славный, домашний котик, которого я подобрала шесть лет тому назад? Я же любила тебя, Тим. Любила до беспамятства. И поначалу (ты не поверишь) действительно недолюбливала твоего долговязого дружка, которой имел привычку заявиться под вечер, выпить с тобой бутылку виски и заночевать у нас. Но я знала: ты его любил, почти так же, как меня. У вас было что-то похожее в глазах — у домашнего котика и у помоечного авантюриста. Вы были друзья не разлей вода, как братья, ближе братьев. Я не смела вставать между вами.
И все-таки встала.
Черт бы побрал тот вечер, когда он пришел (как всегда) с бутылкой, и ты надрался (как всегда) до беспамятства, а я, вопреки обычаю, не ушла (как всегда) смотреть телевизор в спальне, а осталась с вами. Я была зла, и я была раздосадована, и я, подумала: а что, как это будет, соблазнить лучшего друга своего мужа? В наказание. Пока ты спишь, мертвецки пьяный, на соседней кушетке. Я подумала — как это будет? А вышло оно совсем не так, как ожидала.
Тимка, Тимка. Что поделаешь, бывает такая любовь, которая сначала горит ярко, как маяк, а потом тлеет, как кухонная тряпка. И все бы ничего, жили бы мы с тобой без особой любви, может, еще и детишек бы настругали — да подвернулся мне черный котяра. Говорят, в той самой Ирландии верят, что черный кот приносит удачу и счастье. Говорят-то верно, да не все знают, что примета касается только своего, домашнего кота, а чужой черный кот, как и у нас, приносит беду.