Тотем Козерога
Шрифт:
друзьями каждое лето выезжали на озеро, бесились, пускали венки на воду и
прыгали через костер. А потом водка, шашлычки — прелесть!.. Я мотнул головой,
отгоняя видения, и прикусил язык. Если раскрою рот и брякну, то, несомненно,
опозорюсь. Уж лучше промолчать и сделать вдумчивый вид — да-да, конечно, помню и
знаю, — а потом выспросить у волхва или Вадика.
— У вас в городе все такие неуклюжие? — укорила девушка, когда я в очередной раз
остановился,
— Почти, — кивнул я с улыбкой. — У нас в колодцы по воду ходить не надо. Сама по
трубам течет, только кран поверни.
— Как интересно! — воскликнула Злата и округлила глаза. — Я бы хотела побывать в
городе! У вас, наверное, много всякого…
— Да, — с важным видом подтвердил я. — Водопровод, газ, автомобили, интернет и
мобильные телефоны…
— Подумаешь! — фыркнула девушка, решив, что хвастаюсь. — Мне дед говорил, что у
вас грязно. И еще люди дерганые, нервные. Это потому что живете в каменных
курятниках и едите плохую пищу.
— Он прав, — согласился я и грустно улыбнулся — воспоминание о городе вернуло
чувство тоски. Перед взором вспыхнули картины разрушений, тьма, трупы, пирующие
демоны-навии. — У вас лучше. Вода вкусная и воздух чистый.
— Я же говорила! — торжествующе воскликнула Злата и показала язык. — Сворачивай
направо, почти пришли.
Мы обогнули несколько покосившихся сараев и очутились на подворье небольшой
бревенчатой избы. У крыльца на бревне сидела древняя старуха, подслеповато
щурилась на яркое солнце и что-то усердно толкла в большой деревянной ступке. На
нас внимания не обратила. У дровяника возился светловолосый худощавый мальчишка.
Усердно рубил поленья и складывал в ровные поленницы. Глянул исподлобья, бросил
топор и медленно подошел. Протянул худую ладошку, преувеличено серьезно сказал:
— Серогост.
Я похлопал глазами в недоумении, но сообразил — имя такое. Поставил ведра,
положил на траву коромысло и пожал протянутую руку. Таким же серьезным тоном
произнес:
— Очень приятно. Александр.
Он кивнул, окинул меня долгим изучающим взглядом. Оглянулся на Злату и буркнул:
— Почему так долго? Матушка заждалась. Тесто замешено, пора хлеб печь, а тебя
где-то носит.
— Отстань! — фыркнула девушка, в негодовании тряхнула гривой светлых волос. –
Нашелся воспитатель. От горшка два вершка, а туда же. Я с Сашей разговаривала и
травы собирала. Он из города приехал, будет жить у Велимира…
Злата топнула ногой и погрозила мальчишке. Тот еще больше насупился и пообещал:
— Вырасту и поколочу, будешь знать. Беги к маме, а то нажалуюсь.
— Ябеда! — обиделась
— Спасибо за помощь, Саша. Но мне, правда, бежать надо. Если хочешь, то приходи
после заката на озеро. На берегу у плакучих ив молодежь гуляет. Там и
встретимся, с ребятами познакомлю.
Я кивнул, невольно засмотрелся на белую и нежную шею, пылающие рыжиной пышные
волосы. Опустил взгляд чуть ниже, но тут же перевел на землю, от греха подальше.
Девушка заметила, покраснела от удовольствия, радостно засмеялась и убежала в
избу.
— Дура! — хмуро изрек паренек, глядя сестре вслед. — Даром, что старше. В голове
одни опилки.
— Нет, — ухмыльнулся я, искоса глянул на мальчишку — серьезный и деловой, губы
плотно сжаты, а брови нахмурены. — Блондинка. Кому-то очень повезет… Тебе помочь
с дровами?
— Обойдусь, — отмахнулся Серогост. — Тем более закончил уже.
Паренек спешит вырасти, стать взрослым, сильным и могучим. Во всем копировал
старших: сложил руки на груди, придал лицу серьезное выражение. Двигаться
старался неторопливо и вальяжно, но получалось плохо. В жестах то и дело
проскальзывало нечто мальчишеское, порывистое и бесшабашное.
Серогост вернулся к дровянику, подобрал топор и спрятал в сарае. Поправил
поленницу, взял ведра и отнес в дом. Через минуту появился вновь. На губах
ехидная улыбка, глаза радостно сверкали.
— Получила, — сообщил он с удовлетворением. — Матушка у нас суровая.
Внимание привлек звон металла, азартные возгласы, возня и стуки. Мальчишка
встрепенулся. Воровато глянул на старуху, но та невозмутимо толкла в ступке,
что-то бормотала под нос. Паренек поколебался, шепнул:
— Пошли, посмотрим, как Ворон с Борисом тренируются!
— Пошли, — согласился я тихо. — А тебе не влетит, как Злате?
— Влетит, — поморщился малец. — Но если никому не скажешь, то может и обойдется.
— Нем как рыба! — пообещал я.
Хотел перекреститься, но вспомнил, что тут не принято. Вместо этого подмигнул и
сделал загадочное лицо. Мальчишка поверил, улыбнулся. Мы на цыпочках пересекли
двор, спрятались за сараем. Потом юркнули в кусты, пробрались через густые
заросли. Звон металла стал оглушительным, послышалось шумное сопение, уханье.
Ветки раздвинулись, мы вышли на небольшую полянку, окруженную раскидистыми
вишнями и грушами.
На маленьком пятачке топтались два дюжих обнаженных по пояс парняги. Оказывается
Вадик не такой уж и большой, все познается в сравнении. Ребятам на вид и