Товарищ маузер
Шрифт:
«Вчера неизвестные злоумышленники попытались ворваться в тюрьму. Стража своевременно заметила их и подняла тревогу. После короткой перестрелки бандиты были вынуждены бежать, бросив приставленную к стене лестницу. Возле лестницы валялся белый форменный китель. Других улик не найдено».
…Когда Лиза вышла на улицу, ее вдруг охватило безотчетное предчувствие надвигающейся беды. Может быть, потому, что в парадном она встретила мужчину, который внимательно изучал висевшую там доску с фамилиями жильцов и который бросил на нее странный, слишком пристальный взгляд. Лиза остановилась и оглянулась. Тесный двор, отделявший четырехэтажный дом от невысокого флигеля, сегодня казался особенно тихим и спокойным. В щель полузакрытых ворот шмыгнула пестрая кошка, обнюхала Лизину сумку, разочарованно чихнула и улеглась погреться на крыльце. На обычном месте, в окне третьего этажа, поблескивала бутылка – знак того, что все в наилучшем порядке.
Лавка находилась на углу. Лизе хотелось поскорее покончить с покупками, но, как назло, вместо лавочника покупателей обслуживал неповоротливый ученик. Пока он возился, откалывая от сахарной головы фунт сахару, Лиза нервничала.
– Нельзя ли поживее! – торопила она, заранее приготовив деньги.
Она взглянула в окно и увидела полицейских. Продавец что-то сказал ей, но она, не дослушав, толкнула дверь и выбежала на улицу.
Полицейские подошли к дому, где находилась «коммуна», и завернули во двор. Лиза стремглав бросилась за угол, чтобы попасть к своим со стороны Мариинской улицы. Но, когда она, совсем запыхавшись, раздвинула доски забора, было уже поздно.
Во внутреннем дворике, куда выходила кухонная лестница, стояли полицейские.
Нужно было немедленно найти Атамана. Он наверняка придумает, как выручить из западни Робиса и Брачку.
Лиза в нерешительности стояла на Мариинской, не представляя себе, как быть, если Атамана не окажется дома. Рига велика! Однако на улице стоять нельзя – надо действовать. Когда Лиза почти бегом помчалась по улице с твердым намерением не возвращаться без Атамана, во дворе их дома раздались первые выстрелы.
2
«Вот почему сейчас мы не можем рассчитывать на эти деньги, которые так трудно достались нам. Не хочется верить, что они пропали для нас навсегда, однако до поры до времени их взять невозможно. К тому же после нашего нападения на банк все кредитные учреждения находятся под усиленной охраной и крупные экспроприации невозможны. В оружии мы испытываем крайнюю нужду. Досаднее всего то, что оно заказано и остается только его выкупить. Но нет средств. Вы помните наше последнее свидание?…»
Робис откинулся на стуле. Он сам прекрасно помнил эту встречу. Робис приехал в Петербург с письмом к Красину, который руководил тогда технической комиссией и отвечал за всю подготовку вооруженного выступления. В целях конспирации Красин жил в роскошном доме на Литейном проспекте. Завидев Робиса, швейцар сердито выпятил украшенную золотым позументом грудь и загородил дорогу.
– Таких не пускаем! – сурово заявил он и преградил дорогу Робису.
Робис никогда не одевался шикарно, а после путешествия вид у него был и вовсе потрепанный.
– Он мне сам приказал прийти. Говорил – даст работу.
– Так чего же ты, голь перекатная, лезешь через парадные двери? Не знаешь, что для прислуги есть черный ход?
Вспомнив этот случай, Робис улыбнулся. Но его губы снова сжались – настроиться на веселый лад не удавалось. За всю его двадцатилетнюю жизнь на Робиса ни разу не сваливалось столько бед… Предательство! Арест Парабеллума! Пропажа денег! Дина! Разрыв с Атаманом!… Удар за ударом! Надо попытаться спасти то, что еще можно спасти…
Он обмакнул перо в глиняную плошку с бесцветной жидкостью и продолжал писать:
«В тот раз вы высказали мысль, что всеобщее восстание в балтийских губерниях активизировало бы революционное движение по всей стране. Поэтому Федеративный комитет, поручивший мне обратиться к вам, надеется, что фракция большевиков, которая неоднократно поддерживала нас, окажет помощь в закупке оружия».
О чем еще написать? Робис отложил ручку и пожалел, что не может перечитать письмо – буквы, написанные симпатическими чернилами Фауста, исчезли бесследно.
Тщательно завязав галстук – это важное дело он всегда совершал в полном молчании, – Брачка заговорил снова. Молчать дольше одной минуты было для него мукой.
– Робис, разве это жизнь? Кузнецовка бастует. Ты тоже никакого путного дела мне не поручаешь. Сегодня утром я слышал, наша братва собирается на деревню съездить, разделаться с собакой Хенином! Слышь, Робис, и я с ними. Ладно?
Робис кивнул в знак согласия – может быть, действительно лучше, если Брачка на время исчезнет из Риги.
– Ура, опять живем, братцы! – Брачка подбросил в воздух фуражку. – Ну, так я жарю к ним!
У двери он вдруг остановился. Внизу на лестнице раздался стук. Кто-то барабанил кулаками в дверь с такой силой, что зазвенели Фаустовы склянки. Робис настороженно прислушался.
– Это у других Криевиней, – проговорил он.
Донеслось невнятное бормотание, потом резкий окрик;
– Полиция! Именем закона!…
Вместо ответа послышался треск. Слышно было, как посыпалась отбитая пулями штукатурка.
– Молодцы черти! – обрадовался Брачка. – Отстреливаются…
Робис кинулся к окну. Двор кишел полицейскими и тайными. Выбежал на кухню – во втором дворе то же самое. Оставался единственный путь – через окно задней комнаты, по соседним крышам во двор на Мариинской улице. Брачка осторожно высунул голову, но тотчас отскочил, вовремя заметив за трубой ствол винтовки.
– Застряли мы тут – уже не выбраться! И, знаешь, на этот раз как следует, – сообщил он Робису, который тем временем закрыл окна стальными ставнями. – Так что начнем? – И Брачка ласково погладил свой маузер.