Товарищи офицеры. Смерть Гудериану!
Шрифт:
Ракеты погасли, и я, нащупав в санитарной сумке жгут, на ощупь наложил резиновую ленту на правую ногу потерявшей сознание девушки. Левую пришлось перетягивать ее собственным ремнем, потому вышло топорно и ненадежно. Да и смысла, если честно, уже не было: даже если ее прямо сейчас отправить в санбат, все равно не довезут. Но и не дать ей пусть и эфемерного, но шанса я не мог. Не как фельдшер, как человек… и мужик…
Интенсивность стрельбы меж тем снизилась: немцы, похоже, решили, что с нарушителями покончено, наши тоже не стали попусту тратить боеприпасы. По крайней мере в этот раз в небо взмыла всего одна «люстра». И
Первый залп лег с недолетом, короткими вспышками высветив немецкие окопы, второй – накрыл цель. Спустя еще два залпа все стихло: видимо, мин у наших оказалось не столь и много. Осветительная ракета погасла, и нейтральная полоса погрузилась в тишину. Дующий со стороны немецких окопов ветерок принес тухлый запах сгоревшего тротила.
Нащупав пальцами сонную артерию, попытался уловить едва ощутимое биение жизни. Как ни странно, пульс еще был – совсем слабый, нитевидный, но был. Неожиданно раздавшийся рядом голос поручика едва не заставил меня испуганно заорать.
– Я так и знал, что ты на месте не усидишь. Держи, возможно, еще не поздно, – в мою ладонь легло что-то небольшое, узнаваемо-тяжеленькое.
– Поздно, Виталик, – буркнул я, тем не менее запихивая брошку в карман Валиной гимнастерки. – Остальные все живы?
– Лунге погиб, прямо в голову попало. И Феклистова зацепило, когда стрелять начали, но неопасно, пуля по касательной скальп на темени содрала, я перевязал, как сумел. Ладно, потом поговорим. Ну что, потянули? – Гурский подхватил Валентину под мышку. – Бери с другой стороны…
Спустя полчаса – немцы больше не стреляли, видимо, отходя от неожиданного минометного обстрела, – мы были в наших окопах, где нас, как выяснилось, встречали, первым делом разоружив. Не особенно вежливо подталкивая в спину, еще не отошедшие от короткого боя вздрюченные красноармейцы во главе с пехотным лейтенантом отвели всех в командирский блиндаж.
Из бросаемых бойцами отдельных реплик мы с Гурским сделали вывод, что имело место очередное невероятное совпадение: оказывается, они ждали возвращения с той стороны разведгруппы, потому и готовились угостить фрицев минами. Собственно, увидев среди нас немца с генеральскими погонами, нас поначалу за разведчиков и приняли, тут же, увы, убедившись, что мы не слишком похожи на ушедшую вчерашней ночью группу. Недолгая перепалка на повышенных тонах закончилась признанием того, что наше требование срочно отвести к командиру или особисту в принципе вполне правомочно. Вот нас и отвели. Единственное, на чем мне удалось настоять, так это на срочной отправке раненой девушки если не в медсанбат, то хотя бы на ПМП [21] .
21
ПМП – пункт медицинской помощи (полковой).
Как вести себя в разговоре, мы с Гурским, донельзя измотанные событиями сегодняшнего сумасшедшего дня, не особо представляли, но тут неожиданно проявил себя Яша. Да так, что
– Товарищ капитан, вы знаете, кто я?
– Что? – Обалдевший от подобного напора со стороны заросшего щетиной красноармейца в грязной изодранной гимнастерке, капитан аж подскочил, едва не опрокинув сколоченный из досок стол. – Ты что себе позволяешь?! Да я тебя сейчас…
– Я – старший лейтенант Яков Иосифович Джугашвили. Рядом со мной – генерал-майор Вильгельм фон Тома. Требую немедленно предоставить мне связь как минимум со штабом армии!
– Да мне по…ть, кто ты такой! Связь ему! Ты там в своих горах хоть раз телефон-то видал?
Судя по прищуренным глазам и раздувающимся ноздрям Якова, пехотный капитан определенно сказал лишнее. Пора было брать инициативу в свои руки, что Гурский и сделал… Ну, по крайней мере попытался:
– Товарищ капитан, разрешите прояснить ситуацию? Старший лейтенант Лукин.
– Заткнись, – оборвал его тот. – Ефименко, зайди!
Насколько я помнил, так звали одного из бойцов, что сопровождали нас по пути. Ну, или конвоировали, что скорее.
– Сержант, бери вот этих вот да веди…
– Отставить. – Обернувшись, мы с поручиком и Яшей встретились с оценивающим взглядом подтянутого, словно и не четыре утра, командира с петлицами младшего лейтенанта НКВД.
– Андрей, выйди, покури на свежем воздухе, – спокойным голосом произнес тот, обращаясь к капитану.
– Что?
– Потом объясню, давай бери папиросы, и чтобы я тебя с полчаса не видел, если не хочешь под трибунал угодить. Время пошло, Андрюха…
Дождавшись, пока за капитаном захлопнется щелястая дверь, сколоченная из досок от снарядных ящиков, энкаведист неспешно обошел стол. Достав папиросы, бросил помятую картонную пачку на стол, но закуривать не стал. Неожиданно взглянул Якову в глаза и произнес то, чего все мы ожидали меньше всего:
– Ну, здравствуйте, Яков Иосифович! Я ведь вас еще там, снаружи узнал, а почему не сразу пришел, так транспорт приказал готовить, через десять минут выезжаем, к утру будем в штабе фронта. А на товарища капитана не обижайтесь, он командир дельный, просто устал, наверное. Сами знаете, какие у нас тут дела… А это что за ящик?
– Шифровальная машина «Энигма», захвачена нами при разгроме колонны генерал-полковника Гудериана.
– Гудериан? – опешил особист, скользнув взглядом по фигуре фон Тома.
– Погиб во время боя. Также нашей группой уничтожен генерал-полковник Гот и генерал-майор фон Функ вместе со своим штабом. Зато нами захвачен генерал-майор Вильгельм фон Тома. – Услышав свое имя, немец занял некое подобие строевой стойки, коротко дернув подбородком. – И документы особой важности, которые должны быть доставлены в Москву как можно скорее.
Несколько секунд тот смотрел на Яшу – нет, не ошарашенными даже, а именно что обалдевшими глазами, затем выдавил, дернув пальцами воротник гимнастерки:
– Это… точные сведения?
– Товарищ младший лейтенант госбезопасности, разве я похож на шутника? – дернул уголками губ Джугашвили, в голосе которого снова прорезался грузинский акцент. – Мои товарищи могут все подтвердить.
Блин, а вот это он, пожалуй, зря! Боюсь, с этим парнишкой наша легенда насчет некоего спецотряда не прокатит.