Товарищи по оружию
Шрифт:
Отползая на несколько шагов в сторону, он услышал сзади топот бегущих людей и яростные крики Кольцова: «Стой! Стой, говорят!»
Воспользовавшись неожиданной перестрелкой, пленный побежал, и Кольцов гнался за ним. «Догонит», – почему-то с уверенностью подумал Артемьев.
Кольцов еще раз крикнул: «Стой!» – потом уже издалека донесся выстрел, и все стихло. Было тихо и здесь, так тихо, что казалось, не было и не могло быть ничего – ни выстрелов, ни вспышек, ни человека, который, живой или мертвый, лежит сейчас в двадцати
«И, может быть, не один, – подумал Артемьев. – Хотя, наверно, все-таки один. Но как бы там ни было, нельзя до бесконечности лежать тут и ждать».
Достав из кобуры запасную обойму, он вытащил старую и вставил новую, стараясь не щелкнуть ею. После этого он снова пополз, делая по траве полукруг и рассчитывая оказаться позади того места, откуда стреляли. Ему хотелось окликнуть Кольцова, но делать этого было нельзя, потому что тот, за кем Артемьев охотился, мог, если он жив, начать стрелять на голос.
«Убил я его или не убил?» – подползая все ближе, спрашивал себя Артемьев. Сейчас, задним числом, он понимал, что стрелял расчетливо, но все же была ночь, а не день, он мог и не попасть в японца.
«Откуда этот японец? – подумал он, в ту же секунду скорей почувствовав, чем увидев, что-то лежавшее в темноте в двух шагах от него. – А вдруг не японец, а наш? Не может быть! – с облегчением отверг он эту мысль. – Мы же громко говорили по-русски».
Согнув в локте руку с пистолетом и отведя ее назад, он как можно дальше вытянул другую и наткнулся на чье-то плечо. Оно не дрогнуло. На плече был погончик. Артемьев стал ощупывать дальше – воротник и голову с жесткой щетиной коротко остриженных волос. На темени волосы слиплись от крови. Японец, отстреляв, наверно, бросился на землю и был убит тем самым третьим выстрелом, который Артемьев дал на этот случай.
– Товарищ капитан! – донесся голос сзади.
– Ползите сюда, – приказал Артемьев.
Через минуту Кольцов был рядом.
– Как пленный?
– Не догнал, пришлось подранить, – извиняющимся тоном сказал Кольцов.
– А где он?
– Там и оставил. Он без сознания. Я ему ноги связал.
– А куда ранили?
– Я ему в ноги стрелял. Но он как раз упал… – с запинкой сказал Кольцов, и Артемьев понял, что, кажется, дело плохо.
– Снимите шинель, – сказал он Кольцову, – выясним, кого я тут застрелил. Накройте меня с ним шинелью, я зажгу под ней спичку и посмотрю.
Почувствовав над головой шинель, которую со всех сторон плотно обжимал Кольцов, Артемьев сразу ощутил духоту и запах крови. Сунув было руку в карман за спичками, он вспомнил, что они намокли, как и батарейка, и спросил Кольцова, есть ли у него спички.
Кольцов молча просунул их под шинель. Артемьев чиркнул спичкой. Убитый был старший унтер-офицер, артиллерист. Ощупав карманы его мундира и брюк, Артемьев взял бумажник
Они из осторожности проползли назад шагов тридцать, потом встали и пошли к тому месту, где Кольцов оставил пленного. Пленный был без чувств и лежал на краю того самого овражка, который искал Артемьев. Теперь было наконец ясно, где стоит броневичок, – метров за двести отсюда, если взять влево.
– Ну что ж, понесли, раз уложили, – в сердцах сказал Артемьев.
Они подняли пленного – Артемьев под мышки, Кольцов за ноги – и пошли к броневичку.
Кольцов все время сбивался с ноги. Артемьев не удержался и спросил:
– Ну что вы там ковыляете? Время-то ведь не ждет!
– Я, товарищ капитан, когда за пим бежал, ногу свернул, поэтому мне и стрелять пришлось.
Броневичок оказался еще ближе, чем думал Артемьев. Через сто шагов водитель остановил их окриком: «Стой!» – и лязгнул затвором.
– Это я, капитан Артемьев.
– А я уж беспокоился за вас, товарищ капитан, думал – что за выстрелы?
– По дороге расскажу. Помогите посадить к вал! пленного.
– А вы?
– А я в башню.
Бесчувственного японца втащили в броневичок и посадили рядом с водителем. Артемьев полез в башню.
– А мне куда прикажете, товарищ капитан? – спросил Кольцов.
– Обратно в батальон. В таком виде я его и один довезу.
– Извините, товарищ капитан, – удрученно сказал Кольцов. – Разрешите ремень взять?
– Какой еще ремень? – не понял Артемьев.
– Я ему ноги связал.
– Берите.
Кольцов постучал в боковую дверцу, уже закрытую водителем, и несколько секунд возился, развязывая ремень.
– Разрешите идти? – громко хлопнув дверцей, спросил он. Артемьев не видел его, но почувствовал, как он в темноте козырнул и вытянулся.
– Идите.
Водитель завел мотор, и броневичок, переваливаясь на буграх, покатился по степи.
Остановленный часовым перед палаткой командующего, Артемьев дожидался, пока зашедший внутрь адъютант доложит о нем. У него не попадал зуб на зуб; вечером, чтобы добираться налегке, он оставил у адъютанта свою шинель и теперь жалел об этом. Палатка за эти часы передвинулась на два километра вперед, и он боялся, что адъютант забыл его шинель на старом месте.
Совсем рядом с палаткой были развороченные гусеницами окопы, в которых еще утром сидело японское боевое охранение. Палатка была кругом оцеплена часовыми. После сегодняшних танковых атак десятки японских солдат в одиночку и группами бродили кругом по степи.