Тойво – значит надежда. Красный шиш

Бруссуев Александр Михайлович

Тойво, возвращаясь после встречи с Куусиненом, весь извелся, придумав самому себе столько вопросов, что голова шла кругом. Как-то он понимал, что истина сокрыта где-то на поверхности, как мудро заметил силач Кумпу, вот только под каким же углом к этой поверхности присмотреться, чтобы увидеть не только «корову», но и того на чье присутствие отреагировало человеческое подсознание? В самом деле, если бы не было Дьявола, то и мыслей о нем бы просто не существовало.

Видна над забором рогатая голова – значит, животное какое-то. Но – нет, первая мысль – это сам Сатана. На поверку – корова, конечно, но кто прятался за этой коровой? Ай, шайтан, чур меня, чур.

Антикайнен не мог понять, чего же он сам хочет постичь? Истину? Так она где-то рядом. Нужен совет, без совета никак. А еще тепло женское нужно и сочувствие. Надо получить отпуск и к Лотте двигаться. Любовь, переносимая почтовыми голубями, всегда должна подпитываться присутствием объекта любви на расстоянии вытянутой руки или, что предпочтительнее, вообще без всякого расстояния. Не то в противном случае когда-нибудь настанет время, когда этим голубям захочется головы свернуть.

Да, к тому же, древний карельский пуукко – нож хранится у Лотты. Без него теперь не обойтись. Только пуукко можно вены вскрывать по необходимости. А необходимость такая есть, потому что ее не может не быть. Вены-то не свои вскрывать, так что может пригодиться.

– Мне нужен отпуск по семейным обстоятельствам, – сказал Тойво начальнику командирских курсов Инно и только потом добавил. – Разрешите обратиться.

– Мне тоже нужен отпуск, – ответил начальник и хмуро добавил. – Разрешаю обратиться.

– Докладываю: разрешите отлучиться в командировку в деревню Панисельга возле Ведлозера для проведения агитационной работы среди местного населения, – уже определенней отрапортовал Антикайнен.

Инно нахмурился и почесал свою седую голову: что-то задумал этот Антикайнен, что-то у него определенно на уме. Авторитет у него есть, вон – в журналы коммунистические коммунистические статьи пишет, правда, под мудрым руководством старших товарищей, проверен в бою, умеет принимать решения.

– Хорошо, – ответил он, перестав хмуриться. – Закончим весенние полевые сборы – там посмотрим. Сам понимаешь, время сложное, враг только и ждет повода, чтобы напасть – так что пока сложно сказать. Но, думаю, отношение к твоей командировке будет, скорее, положительным, нежели отрицательным. Кого с собой возьмешь?

Тойво хотел, было, сказать, что «никого», но передумал.

– Курсанта Вяхю, – проговорил он.

– Это кто у нас Вяхя? – удивился Инно, который не встречал в списках личного состава такой фамилии.

– Новое поколение, проверенный товарищ, опытный следопыт, – ответил Антикайнен. – Рекомендую его в Интернациональную военную школу командиров.

– Подумаем, – опять нахмурился Инно. – Можете идти.

Тойво ушел в полной уверенности, что все будет именно так, как ему нужно. Он не испытывал радости, он не испытывал боевого азарта, так – заурядное дело, к которому, правда, следует подготовиться, как следует. А из этого следует, что надо найти эстонца Тыниса.

Еще он подумал, уходя от начальника: «Как ловко товарищ Инно умеет хмуриться! Отличное командирское качество, надо бы научиться. Хмуришься – значит хмырь, в смысле – хмурь».

На Тойво Вяхю выйти можно было только через Куусинена – он был его человек, ведающий нелегальными переходами через границу. А на Тыниса – через Институт мозгоедов Бехтерева. На Панисельгу можно было выйти через Петрозаводск. В общем, везде можно было выйти.

Но сначала надо было выйти на дорогую и милую Лотту.

Here I am, sitting on my porch,

Thinkin’ my life has got to be beyond reproach.

Have I forgot some friends close to me,

Real ones that don’t use me?

And does my woman love me now,

Like she loved me then?

Here I am, my defenses are down.

Will she remember me when I’m not around,

Will she still dream by me,

Or will she find a new life?

Will I ever get used, to being alone at night,

I’ll never know, but would it do me any good if I did?

Life is a strange brew, maybe we should not lift the lid

Lift the lid.

– Lift the lid – Nazareth.

Вот и я – сижу на своем крыльце,

Думаю, что моя жизнь недостойна упрека.

Забыл ли я близких друзей,

Настоящих, что не используют меня?

И любит ли меня моя женщина,

Как она любила меня когда-то?

Вот и я – мои защиты порушены.

Вспомнит ли она меня, когда меня нет рядом,

Видит ли она сны обо мне?

Или она нашла новую жизнь.

Буду ли я когда-нибудь ненужный, буду ли одинок ночами?

Я никогда не узнаю, но будет ли мне лучше, коль бы я знал?

Жизнь – странное варево, может нам не стоит снимать с него крышку?

– Перевод -

Он всегда волновался, думая о своей девушке: она в Выборге, красивая и привлекательная – а он, некрасивый и непривлекательный, здесь, в Питере. Как жить?

Начальник курсов Инно подписал для Антикайнена мандат, по которому после празднования пролетарского праздника Первомая у него были десять дней отпуска. Их весенние полевые сборы прошли под одобрительным наблюдением наркома Каменева, нарком Троцкий наблюдал служивый народ где-то в другом месте. Каменев, узрев, как финские красногвардейцы поскакали на полусогнутых в атаку на мнимых финских белогвардейцев, чью роль играли березовые чурки, увязанные крест-накрест, тоже вскочил на ноги со своего почетного места и срывающимся голосом завопил:

– Ура, товарищи! Бей, понимаешь ли, буржуинов!

– Гава-гав! – пролаяли ему в ответ курсанты и прикладами и штыками сокрушили чучела.

– Товарищ Инно! – топорща бороду по ветру, воодушевленно сказал нарком. – Всем поощрительные билеты на концерт хоровой интернациональной музыки! Молодцы гвардейцы! Сокрушим гидру мировых капиталистов.

– Ой, сокрушим! – хмурился Инно. Ему очень не хотелось тащиться в какой-нибудь Дворец Культуры слушать пение «Интернационала», «Марсельезы» и прочих революционных хитов в исполнении пузатых мужиков в буденновках. – А можно мне вместо этого именной револьвер?