Традиция предков
Шрифт:
Бетти подозрительно посмотрела на него.
– Что вы хотите этим сказать?
– Ничего. Просто если вы захотите превратить совращение мужчин в хобби, то, возможно…
Совращение мужчин. Она не ослышалась? Бетти вздохнула: в какой-то момент ей показалось, что Симон сейчас сообщит, будто она… они… Конечно же, нет. Неважно, сколько было выпито этого проклятого вина, она наверняка запомнила, если бы что-то подобное произошло.
– Я хочу одеться, – сухо сказала Бетти.
– Пожалуйста. Я сложил вашу одежду во-о-н там. Все, кроме бюстгальтера, – живо откликнулся Симон и
Она была готова задушить его. Как осмелился играть с ней, будто кошка с мышью, этот наглый и самоуверенный тип! Господи, она, должно быть, сошла с ума, разрешив ему лечь с собой в одну постель. Едва завидев его, следовало немедленно закрыть дверь на замок…
Ничего страшного, если бы «дорогой гость» замерз до смерти.
– Видите, – дружелюбно улыбнулся Симон, – я даже согрел его для вас.
Этого она вынести не смогла, и пунцовая краска залила ее лицо. Смущение было столь очевидно, что не ускользнуло от внимания мужчины, и он рассмеялся.
– Будьте добры, отвернитесь, – злясь на весь мир, процедила Бетти.
– В этом нет необходимости, – заверил он. – Разве мы должны стесняться друг друга после того, как провели целую ночь в объятиях?
– Я не… – заикаясь, пробормотала она. – Это была ошибка… случайность… это…
Симон резко откинул одеяло и встал. Сжавшаяся от страха в комок, Элизабет вздохнула с облегчением, увидев на нем трусы.
– Разочарованы? – съехидничал Симон. – Одевайтесь спокойно, а я пойду вниз и вскипячу чайник. Или вы хотите, чтобы я остался? – спросил он игриво.
– Нет, нет! – в ужасе вскрикнула Бетти.
4
– Все еще дуетесь на меня? – поинтересовался Симон.
Уже полдень. Хватило беглого взгляда в окно, чтобы понять, что подъездную дорогу полностью замело снегом и, пока он не растает, с фермы никому не выбраться. Послонявшись бесцельно по кухне, погремев кастрюлями и дав выход внутреннему негодованию, Бетти села у плиты и тоскливо задумалась, как ее угораздило попасть в такой переплет.
К тому же похмелье оказалось тяжелым. Хотелось то ли нареветься всласть, то ли нагуляться на свежем воздухе до одури. Но ни на то, ни на другое не было сил.
– А за что на вас дуться? – высокомерно осведомилась она. – За то, что вы не совратили меня?
Она уже преодолела свое утреннее смущение и теперь злилась, что сглупила и легко поддалась на провокацию, позволив Симону сыграть на ее страхах и сомнениях. Так все же просила она себя раздеть или нет? Бетти стиснула зубы.
О, наконец-то она все поняла. Симона, несомненно, забавляла мысль о том, что они с Беном не были любовниками. Вот он и устроил ловушку, чтобы помучить жертву и вдоволь посмеяться. Видимо, ему до смерти наскучило общество двадцатипятилетней старой девы, ничего не знающей об интимных отношениях между мужчиной и женщиной. Симон попросту решил запудрить ей мозги, сказав, что она согрешила и он ночью стал ее любовником. Что ж, провокация почти
– Игра закончена, – сухо объявила Бетти.
– Если вам так угодно, – с легкостью согласился он.
– Значит, вы допускаете, что это была игра, – ее голос звучал нерешительно, – и что я не умоляла… не просила вас раздеть меня? – От волнения ее лицо раскраснелось, но она была настроена выяснить все до конца.
– А вы сами не помните? – тихо спросил он.
Черт побери! Симон снова поймал ее на слове. Но больше всего девушку злило то, что она действительно не помнила ничего, кроме ощущения удивительного покоя, тепла и блаженства.
– Я рискую показаться невоспитанным, но у нас, латиноамериканцев, не принято обсуждать интимные подробности.
Ну вот, снова нашел способ посмеяться над ней. Вся интимность их отношений сводилась к случайному вынужденному соседству в одной постели.
– Вы расскажете жениху о том, что спали со мной? – поинтересовался Симон как бы между прочим.
– Если придется к слову, – последовал не совсем уверенный ответ. Бетти почувствовала, как горят ее щеки.
Она представила себе, как, рассказывая Бену о днях, проведенных на старой ферме, вскользь упомянет о том, что они с Симоном спали в одной постели, что он запросто раздел и обнял ее, запросто закинул на нее ногу и…
– Придется к слову? – удивленно переспросил Симон. – Вы хотите сказать, что, может, и нет? Черт возьми, если бы моя невеста провела три дня наедине с другим мужчиной, я бы хотел знать, причем поминутно, что она делала все это время.
– Бенджамин и я доверяем друг другу, – гордо заявила Бетти. – Он знает, что я никогда не…
– Возможно, он верит вам, потому что сам не хочет или не может заняться с вами любовью. Полноценные мужчины испытывают другие желания. – Симон пожал плечами.
Это уж чересчур!
С трудом обретенное равновесие вмиг улетучилось. А вдруг они действительно не просто спали в одной кровати, но и занимались любовью? Но почему тогда она ничего не помнит? Бетти запаниковала, лихорадочно напрягая память и жалея обо всем на свете: что пила это треклятое вино, что поддалась на уговоры приехать сюда и, наконец, что Симона оказалась Симоном.
Чувствуя необычайное возбуждение, Бетти подумала, что ее сексуальные инстинкты оказались несколько сильнее, чем она предполагала, видимо, они и спровоцировали ее на безумства. В горле запершило, и девушка судорожно облизнула пересохшие губы.
– Вы упоминали о семейных дневниках. Я могу взглянуть на них? – сжалился над ней Симон.
Бетти с радостью ухватилась за этот предлог, чтобы улизнуть из кухни, сразу ставшей какой-то маленькой и невыносимо душной. Видимо, придется провести вместе еще ночь под одной крышей, и она твердо решила спать внизу. Все лучше, чем рисковать снова, деля постель.
Элизабет принесла дневники и с увлечением стала рассказывать о семейной традиции вести записи. Еще в детстве, впервые взяв в руки эти тетради, Бетти почувствовала их необыкновенную притягательную силу. Уже несколько лет она не раскрывала их и сейчас, передавая Симону, обратила внимание на благоговейный трепет, с которым он принял их.