Трагедия абвера. Немецкая военная разведка во Второй мировой войне. 1935–1945

Бартц Карл

18 декабря итальянец сообщил бельгийскому послу в Берлине виконту Давиньону: наступление на Западе предрешено.

Маррас уведомил свое правительство в Риме.

26 декабря 1939 года Муссолини лично поручил графу Чиано тайно ознакомить дипломатических представителей Бельгии и Голландии с содержанием донесения генерала Марраса. 30 декабря бельгийская принцесса Мари-Жозе, как супруга итальянского кронпринца, была проинформирована об обстоятельствах дела, и, когда Чиано 2 января 1940 года принимал бельгийского посла, он сказал ему: «Бельгия находится в большой опасности. Будьте готовы к любым обстоятельствам, ибо иногда агрессор отказывается от своих намерений, если замечает на своем пути серьезные

препятствия».

5 января шведский посланник в Берлине Арвид Рейхерт уведомил своего бельгийского коллегу о генеральном наступлении на Западе. Начало – 15 января или несколькими днями позже, в зависимости от погодных условий.

В среду, 10 января, папский нунций в Брюсселе, монсеньор Микара, предупредил бельгийское министерство иностранных дел – опасность на пороге.

Через посредников в Швейцарии и Лиссабоне доктор Шмидгубер узнал: в Лондоне придерживаются мнения, что германской оппозиции давно пора осуществить свои планы. Наконец она должна начать действовать. В Лондоне уже стали задаваться вопросом, уж не является ли это странное немецкое Сопротивление изобретением национал-социалистов и не создано ли оно для того, чтобы снизить английскую обороноспособность.

Сомнения в Англии зародились еще и по другим причинам. Два английских офицера контрразведки, Бест и Стивенс, были вовлечены в переговоры с одной группой СД (Служба VI РСХА). Представители группы выдавали себя за уполномоченных вести переговоры от имени военных инстанций. Англичане поддались на уловку и были похищены и вывезены через границу вместе с одним голландским лейтенантом. Голландец поплатился жизнью.

Это происшествие и нерешительность немецкого Сопротивления создали в Англии впечатление, будто в Германии не существует никакой оппозиции: на деле это только «игра». Министр иностранных дел Галифакс поставил в известность своего посланника в Ватикане об этом мнении, а сэр Фрэнсис д’Арси Осборн сделал об этом доклад папе, ведомства которого, в свою очередь, оповестили о том немецкую сторону. Ватикан также чувствовал себя обманутым.

Пришел апрель. Он принес с собой операцию в Норвегии, и мирные перспективы становились все призрачнее. Ежедневно ожидалось наступление на Западе.

В начале мая доктора Мюллера не было в Риме. Между тем Канарис узнал дату наступления на Западе. Остер сообщил эту дату доктору Мюллеру и поручил через Ватикан передать информацию английскому посланнику. Доктор Мюллер в Мюнхене передал одному своему доверенному лицу записку с четким заданием отвезти ее в Рим и вручить «С», то есть патеру Лейберу. В записке говорилось:

«10 мая 1940, четыре часа!»

Доверенное лицо тотчас же выехало в Рим и уже в понедельник, 6-го, или, самое позднее, во вторник, 7 мая, подтвердило из Рима передачу записки патеру Лейберу. По телефону он сообщил доктору Мюллеру в Мюнхен:

– «С» молча принял сообщение. Легким кивком он дал понять, что ему все ясно.

– Передайте «С», – сказал доктор Мюллер, – заседание наблюдательного совета переносится на двое суток.

Это новое сообщение «С» своевременно переправить дальше уже не успел. А дату «10 мая» он уже передал.

Бельгийский посол в Ватикане, господин де л’Эсколь, по радио передал сообщение в Брюссель:

«Только что прибывший из Берлина немец сообщил мне, что наступление начнется на следующей неделе, через Бельгию и Голландию».

Ответ из Брюсселя гласил:

«Проверили ли вы надежность этого немца?»

Де л’Эсколь радировал в ответ:

«Я знаю этого немца. Он надежен и рекомендован одним нашим соотечественником».

Этот радиообмен был перехвачен германскими службами. Гиммлер приказал СД провести расследование. Параллельно

этому расследование вел и абвер. Руководил им полковник Роледер, тогдашний начальник группы IIIF (внедрение в разведслужбы противника). Роледер отправил одного ловкого доверенного человека в Рим (доверенное лицо Ашер) и поручил ему выяснить суть дела [8] .

8

Тогда как доктор Мюллер вплоть до 1952 года считался посредником при передаче даты наступления в Рим, сам он на суде в Мюнхене осенью 1952 года заявил, что не называл и не знал «даты» ввода войск. (Примеч. авт.)

Доверенный человек вскоре сообщил, что подозрения относительно доктора Мюллера укрепились. Насколько можно судить, только Мюллер мог быть источником переданной по радио информации. Отчет доверенного лица поступил к полковнику Роледеру; он положил его перед полковником Бентивеньи. Бентивеньи передал его Канарису, который направил его Остеру. Остер вручил отчет доктору Мюллеру для «комментария».

Канарис, посоветовавший Остеру доверить доктору Мюллеру передачу даты наступления, распорядился допросить его. «Ибо в случае необъявленного нападения, – сказал генерал-полковник Бек, – нам не стоит ожидать от союзников, что они будут делать различие между порядочной Германией и режимом Гитлера».

Когда доктор Мюллер объяснился, доверенный человек (Ашер) был отправлен на пенсию и затем услан в Швецию.

Еще до того, как началось майское наступление, вера в оппозицию за границей была сильно поколеблена. Слишком часто Остер делал на Западе заявления о предстоящем уничтожении режима Гитлера и назначал ближайшую дату дня Х. А день Х все не наступал и не наступал.

В Лондоне от министра иностранных дел Галифакса знали, что существует оппозиция. Но была ли она подлинной?

Когда разразилось наступление на Западе, а попыток свержения Гитлера так и не произошло, кредит доверия германской оппозиции в Англии, да и в других странах, был окончательно подорван.

Оппозицию и режим сравнивали с бронированным кулаком, внутренняя часть которого была режимом, а поверхность – оппозицией. Поэтому было совершенно не важно, какой из двух факторов доминировал – внутренний или внешний. Кулак все равно оставался кулаком.

Но разве генералитет не происходил из кайзеровской эпохи? Разве не были почти все оппозиционеры немецкими националистами? То есть той партией и теми восточногерманскими юнкерами, которые, не долго думая, «нейтрализовали» Гинденбурга и определили его в немощные старцы, отправили в отставку Брюнинга, поскольку боялись разоблачения своей политики на Востоке и его скромной земельной реформы? Разве не германские националисты расчистили путь Гитлеру?

В глазах англичан и других эти юнкера были абсолютными реакционерами, а военная диктатура, – невзирая на социальный регресс, который англичан не волновал, – являлась большой угрозой миру. Англичанам был слишком хорошо известен прорусский настрой всего германско-прусского генерального штаба. Они знали о линии Секта, знали о поездках в Россию Гаммерштейна и его дочерей-коммунисток. Им также было известно и об испытаниях германского оружия, самолетов и танков. Потому они пришли к убеждению, что даже в том случае, если существующий режим будет свергнут германскими националистами и генералами, политика нового режима в общем и целом не изменится. Складывалось представление, будто военная каста жестоко обыграла друзей Запада и ищет подстраховку в Москве. Кроме того, в Лондоне не могли избавиться от ощущения, что их ловко провели.