Трагедия на Неве. Шокирующая правда о блокаде Ленинграда. 1941-1944
Шрифт:
Пятая глава
НОЖНИЦЫ МЕЖДУ ДИСЦИПЛИНОЙ И СОВЕСТЬЮ
Оставим партизан в лесах Пруссии и Ингерманландии. Обратим наш взор на регулярные войска. Имеют ли вообще дивизии группы армий «Север» этой зимой и весной 1942 года какие-либо шансы на выживание? Немцы не только возлагают надежду на это, они даже верят в победу. Они не знают, что их фюрер играет ва-банк, все еще рассчитывая на неожиданный удар с целью овладения Ленинградом. Он смиряется с окружением 96 000 немцев под Демянском, так как полагает, что сможет изменить ситуацию. По его мнению, удар из этого котла обещает хорошую перспективу для продвижения в глубь территории России. Немецкие солдаты не знают, что военно-воздушные силы Германа Геринга по своим боевым возможностям рассчитаны лишь на четверо суток непрерывных боев. Они не знают, что получают обморожение конечностей из-за того, что на фоне, казалось бы, уже одержанной быстрой победы над Советским Союзом было отдано распоряжение о частичной демобилизации германской
Советы уже в 1939 году искали признаки закупок немцами на мировом рынке овечьей шерсти для зимнего обмундирования. Советские разведчики проверяли тряпье из мусорных баков у немецких казарм, думая обнаружить на них следы от зимней ружейной и моторной смазки. Лишь при наличии этого, как они полагали, Гитлер мог бы начать войну с Россией. Но никаких следов такого рода они не обнаружили. Русские не могли себе представить, что Гитлер и его полководцы даже не забивали этим свои головы. Немецкому руководству было приятнее думать о том, как пройдет парад победы в Москве.
Немцы не отдавали себе отчета, насколько велик объем их ошибок, неправильных расчетов, смертельно опасной для них смеси высокомерия, заносчивости и мелкобуржуазной мании величия. Но самое главное, что они не представляли реальной силы и неукротимой жизнеспособности советского противника.
28 декабря 1941 года генерал-лейтенант Герберт Лох сразу же после своего назначения командиром 28-го армейского корпуса посылает докладную записку с грифом «Совершенно секретно» командованию 18-й армии. Она касается позиций в районе «Бутылочного горла» (Шлиссельбургско-Синявинский выступ. — Ю. Л.), простирающегося по фронту на 15 км и в глубину на 20 км, захватывая с севера побережье Ладожского озера, с запада берег Невы и проходя с востока через густую сеть болот и лесов. Докладная записка в сжатой и конкретной форме предлагает отвести войска до железнодорожной линии, ведущей к железнодорожному узлу Мга, так как «эти позиции не блокируют Петербург и не в состоянии противостоять крупному наступлению противника. Мы воюем ведь не ради поддержания нашего престижа, — пишет генерал и тем самым свидетельствует, как мало он знает своего верховного главнокомандующего. Он продолжает: — Поэтому не следует также подвергать себя риску иметь тяжелые потери и, как следствие, крупные неудачи».
Это сказано достаточно ясно. Немцы почти полностью блокировали Ленинград. Но они сами попали в такую ситуацию, которая стала для них чрезвычайно опасной, как только они захотели сделать блокаду долговременной. В этом смысле предложение генерала является исключительно логичным. Трасса, проходившая по льду замерзшего Ладожского озера, по которой доставлялись промышленная продукция, войска и население, имела протяженность 30 километров. «Она, — пишет генерал Лох, — лучше, чем полевые дороги, петляющие вдоль озера. Какой тогда смысл оборонять эти дороги? То, что не удастся удержать в случае крупного подготовленного наступления выступ, выпирающий в сторону противника на 15 км по фронту и 20 км в глубину, — говорит генерал, — не требует каких-либо доказательств. Русские, в отличие от нас, имеют полную свободу действий. Они могут неделями готовиться к крупному наступлению с тем, чтобы затем начать его одновременно с востока, севера и запада. В случае концентрированного удара на Мгу, — высказывает опасение генерал, — по меньшей мере три немецкие дивизии со всем вооружением и техникой будут выведены из строя». Насколько близок провидец к истине, подтвердится позднее. Генерал предлагает заблаговременно подготовить будущие позиции и разъясняет их целесообразность. Он рекомендует как можно быстрее подготовиться к отходу.
Что говорит командующий 18-й армией фон Кюхлер по поводу этого трезвого и взвешенного предложения, соотнося его с иллюзорной стратегией и безрассудностью Гитлера? Мы знаем, что в это время немецкие армии отступают от Москвы в метель и при температуре минус 35 градусов.
По обеим сторонам дорог все забито телами убитых солдат, неподвижно застывшими автомобилями и взорванными орудиями. Гитлер издал приказ, в котором требует: «В обороне сражаться за каждую пядь земли и до последних сил. Лишь таким образом мы сможем нанести противнику тяжелые кровопролитные потери, ослабить его моральный дух и добиться полного превосходства немецких солдат».
Если сказанные Гитлером слова положить на музыку Вагнера, то тогда уже точно создастся впечатление, что слова корпусного генерала, отважившегося посоветовать скорейший добровольный отход на стабильный участок фронта, попахивают предательством.
Но фон Кюхлер слывет благоразумным человеком. Он воспринимает докладную записку как деловой документ и высказывает на оригинале жирными буквами свое мнение: «Сдача „Бутылочного горла“ по представленным причинам рассматривалась и мною», — говорится в его резолюции. Но затем приходит черед слову «однако», которое является примером решения удерживать
Генералу Лоху хочется несколько ослабить удавку вокруг Ленинграда, чтобы дать передышку своим дивизиям и уменьшить потери. Это всегда отвечало традициям прусского офицерства. Генерал не видит какой-либо причины сдавать Мгу. Она является для немцев стратегически важным пунктом. Но и для ленинградцев это название является магическим, открывающим путь к свободе. Отличительным знаком Мги является неуклюжее строение водонапорной башни, посеченное осколками снарядов. Мга — больше, чем деревня, но и не город. Этот поселок расположен у коричневой от торфа реки одноименного названия, что петляет через сотни болот в окрестных лесах. Из Мги можно добраться по Кировской железной дороге до портов с базами снабжения, какими являются Мурманск и Архангельск на севере страны. Из Мги дорога идет также в Свердловск на Урале, Ярославль на Волге, на Гатчину по пути в Псков и Кёнигсберг. В 1942 году она является важнейшим железнодорожным узлом в «Бутылочном горле». Мга как раз и становится основной целью наступления советской армии под Ленинградом. Для немцев Мга представляется кошмаром, огромным кладбищем с бесконечными рядами березовых крестов, чей вид заставляет притихнуть даже самых невозмутимых и опытных бойцов.
Спустя семь месяцев 6-й советский гвардейской стрелковый корпус перейдет в наступление на Мгу во время Первой Ладожской битвы (немецкое обозначение военной операции в Приладожье 27.8–2.10.1942 г. — Ю. Л.), положив тем самым начало многомесячному сражению за «Бутылочное горло».
Немецкие части, сражающиеся на огромном пространстве между Кронштадтской бухтой и озером Ильмень, постоянно испытывают нехватку в личном составе и боевой технике, из-за чего не в состоянии в полной мере выполнять поставленные перед ними задачи. Самой напряженной для немецкого командования является «работа по латанию прорех». Оно вынуждено оголять боевые порядки в одном месте, чтобы заделывать возникшие дыры в других местах. Оно растягивает боевые позиции так, что солдаты едва могут видеть друг друга. Приданные другим дивизиям подразделения перетасовываются, поспешно вводятся в бой, затем так же быстро перебрасываются на другую позицию. Некоторые дивизии смогли доложить о восстановлении своего штатного боевого состава лишь через несколько месяцев после таких боевых действий. В таких немыслимых условиях однажды один из батальонов ночью перебрасывается при диком морозе на автомобилях на 100-километровое расстояние. Когда он прибывает к месту назначения, то почти половина его состава уже небоеспособна из-за обморожений. В довершение выясняется, что из-за ошибки при доведении приказа туда был послан не тот батальон.
Для некоторых немецких командиров частей все более ощутим разрыв между дисциплиной и совестью. Под впечатлением быстрой победы в 1940 году над Францией, считавшейся заклятым врагом, многие старые высокопоставленные офицеры, служившие еще солдатами в Первую мировую войну, полагали свести таким образом счеты за постыдный для них Версальский мирный договор и, как следствие, отомстить французам, оккупировав их территорию. Поэтому их недовольство Гитлером уменьшилось. А если оно и выражалось, то в силу родословного высокомерия, а не из-за моральной или деловой оценки фюрера.
Вновь зарождающиеся сомнения имеют более глубокие корни. Один из молодых офицеров, граф фон Штауффенберг также все больше начинает задумываться над происходящим. Будучи кавалеристом, он, несмотря на свое выдающееся военное дарование, был определен закостеневшей бюрократической военной машиной заниматься выездкой лошадей. Позднее ему была поручена, хотя и ответственная, но все же рутинная работа. В качестве офицера штаба главного командования сухопутных войск он все глубже начинает заглядывать за кулисы происходивших событий. Уже 13 ноября 1941 года собравшиеся в Орше начальники штабов групп армий, самих армий и танковых групп высказали сильную озабоченность нехваткой личного состава и военного имущества, надежных транспортных средств и подготовленных дорог. К тому же наступала суровая зима, да и противник наращивал свое сопротивление. Начальник штаба сухопутных войск Гальдер посетовал: «Перед началом похода на Россию мы считали, что у русских может быть самое большее 19 000 орудий. А сейчас нами уже захвачено 24 000 орудий». Затем он добавил: «Самое прекрасное время наших военных действий осталось позади». Это в точности его слова. По итогам этого совещания господа с красными лампасами сделали такой вывод: «Никаких больше наступательных операций до следующей весны».