Трагедия России. Цареубийство 1 марта 1881 г.
Шрифт:
Без царя, а правительство рабочее — этот лозунг Парвуса и Троцкого 1905 года именно и воплотился в 1917 году, только рабочего в таком правительстве никого и ничего не могло быть в 1905 году и не было в 1917-м! Это и был захват власти революционерами, готовыми проводить в жизнь самые крайние социалистические принципы.
Поэтому ничего удивительного нет в том, что Тихомиров и Александр Михайлов попытались достичь того же — ведь по энергии, решительности и вере в собственную победу они нисколько не уступали Ленину, Троцкому, Сталину и самым железным из соратников последних. Эту веру, которой у него летом 1879 года все-таки не доставало (или, попросту,
841
См выше раздел 2.4.
Заметим притом, что сами Михайлов, Тихомиров, а затем, возможно, Желябов, никаким самогипнозом не занимались и цареубийцами себя вовсе не считали: все детали покушения Соловьева явно указывают на то, что это была инсценировка, а никакое не покушение. Ниже мы покажем, что и все прочие покушения (до злополучного 1 марта 1881 года!) обладали теми же самыми особенностями.
Но все это не выглядело инсценировкой ни для многих миллионов россиян, ни для непосредственных участников этих акций — включая несчастного Соловьева. В смысле же этих совсем не бессмысленных террористических представлений нам еще предстоит разбираться.
Отвлекаясь же от технических деталей и тактических уловок, в которые были посвящены явно немногие из ведущих террористов, мы можем сформулировать главный жизненный принцип всех заговорщиков, объединившихся летом 1879 года. Он сводился к альтернативе: Победа или Смерть, которую более точно, чем Тихомиров, сформулировала Вера Фигнер.
Разумеется, в личном плане всех все равно ждала смерть — безо всяких альтернатив. Насладиться, однако, перед этим победой — вот ведь в чем был максимальный выигрыш!
Была ли хоть у кого-нибудь из них такая возможность?
Но и в самом мрачном варианте тоже не следует видеть ничего особенного: ведь даже и Ленин, Троцкий и Сталин практически добились совсем не того, чего хотели и о чем мечтали! Однако, как гласит принцип олимпийского движения, главное — не победа, а участие!
Тут, однако, мы отступим от канонов, принятых в революционных и в контрреволюционных учебниках: указанная альтернатива не исчерпывала всех их перспектив. Существовал еше и третий вариант: кто-то более умный, сильный и хитрый соблазнит или заставит их силой или обманом пойти третьим путем: вложить всю их энергию, решительность и веру в победу в достижение совершенно им чуждой, но зато гораздо более реальной и возможной цели!
Вопрос о подконтрольности всей этой лихой компании более могущественным силам нужно поставить уже в отношении событий лета 1879 года. Вот какое временное разрешение он получил, по нашему мнению, в тот момент.
Фроленко отдал полиции деньги Херсонского казначейства, но не отдал исполнителей ограбления. Согласовано ли было такое решение с Добржинским и его публикой — не ясно.
Во всяком случае, Фроленко, получив приглашение сначала в Тамбов, а затем и в Липецк, заведомо решил не выдавать первоначальную встречу, а поприсутствовать, послушать, посмотреть и подумать. Заметим, что после Липецка у него оставалась практическая возможность выдать всех заговорщиков, собравшихся на общий съезд. Так или иначе, он решил самостоятельно разобраться с этим, постаравшись изолировать Перовскую.
Липецкий съезд прошел безо всяких помех со стороны полиции — значит, выдан он действительно не был.
В Липецке же Фроленко, во-первых, убедился в том, что Тихомиров, Михайлов и прочие настроены очень серьезно. К тому же ему оказали должный почет и доверие: он был избран в руководящую тройку. Во-вторых, тогда же он узнал, что предстоящий съезд в Тамбове уже выдан полиции — едва ли по-другому нужно трактовать ее поведение в этом богом забытом уголке. Для Фроленко должно было быть ясно, что съезд выдала Перовская, все же получившая от кого-то приглашение на него. Не исключено, однако, что и он сам заранее выдал этот съезд, но только теперь передумал. Но полиция в Тамбове не смогла никого арестовать: сначала она глуповато выдала себя (но не настолько, чтобы Попов и другие заподозрили предательство), затем не установила плотного наблюдения, ожидая сбора всех делегатов, а в результате птички упорхнули.
Тут Фроленко поспешил срочно перехватить Перовскую — до того, как она узнала новый адрес съезда в Воронеже. Фроленко изложил ей свою новую жизненную программу: они получали реальную (как ему казалось тогда) возможность принять непосредственное участие в цареубийстве. Это списало бы с них все прегрешения перед преданными товарищами. Таков был предложенный им путь обретения и внутренней, и внешней свободы и возрождения политической чести.
Следует ли сомневаться в том, что такой план должен был вызвать у когда-то честной революционерки Перовской полный восторг? (Нам очень нравятся словосочетания типа честный революционер, честный полицейский, честный вор!) И съезд в Воронеже тоже никем не был выдан!
С этого момента ряды крайних экстремистов пополнились такими сверхъестественными энтузиастами, как Фроленко и Перовская. Они тоже должны были ощутить небывалый моральный подъем, осознав и ощутив собственную принадлежность к кругу цареубийц.
Ни ногой они больше не появились в Харькове, с головой погрузившись в дело подготовки покушений. Агентами полиции они больше не были!.. Исчезли — и были таковы!
Но счастье это оказалось для них весьма недолговечным: продавшим душу очень нелегко выкрасть ее обратно!..
4.3. Полгода фейерверков
Результаты Воронежского съезда никак не могли устроить Плеханова и Попова. Плеханов попробовал их переиграть, обратившись к другой группе собственных единомышленников: из-за границы были срочно вызваны эмигранты — П.Б. Аксельрод, Вера Засулич, Яков Стефанович, Лев Дейч. Теоретические дискуссии, развернувшиеся в Петербурге на квартире, в которой обосновались Перовская и Сергеева, были содержательны и крайне любопытны для слушателей. Едва ли до Плеханова и его единомышленников доходило, что Желябов, Тихомиров и прочие охотно готовы с ними поспорить, но принятые ими решения нисколько уже не зависят от итогов словопрений.
А тут и Попов, как уже сообщалось, снова выдвинул инициативу Чигиринского дела. Для террористов это было уже слишком: тратить столь нужные им деньги на организацию восстания крестьян нескольких волостей они были не согласны. Нужно было срочно делиться, пока оставалось что делить!
Так уже в начале августа 1879 состоялся окончательный распад на две фракции.
Стороны не смогли поделить прежнее название фирмы — «Земля и Воля» — и впредь его было решено не употреблять. Исключение из этого правила было сделано осенью того же года, когда чернопеределец Попов, убедившийся в бесполезности расчетов даже на чигиринских крестьян, быстро сползал на позиции «Народной Воли» и готовил народное восстание в Киеве вслед за ожидавшимся удачным цареубийством; прокламации, заготовленные для этого, были написаны киевскими чернопередельцами, отпечатаны в народовольческой типографии и подписаны «Землей и Волей»; понятно, что после неудачного взрыва 19 ноября они практически не понадобились.