"Трагическая эротика": Образы императорской семьи в годы Первой мировой войны

Колоницкий Борис Иванович

Однако слухи о прогерманских настроениях царицы Александры Федоровны получили широкое распространение задолго до знаменитой речи Милюкова. Это, разумеется, повлияло и на ее содержание, и на восприятие этого выступления, которое подтверждало, казалось бы, все эти слухи авторитетом известного политика, решившегося на официальное выступление такого рода.

Германофобия издавна использовалась в России противниками режима для дискредитации власти, а немецкое происхождение ряда императриц и великих княгинь крайне упрощало эту задачу. Хотя репрезентационная политика царей особенно стремилась подчеркнуть национальные российские корни династии и монархии, оппозиция разного рода постоянно разыгрывала в своих целях антинемецкую карту. За династией даже отрицалось родовое имя Романовых, они именовались то «Гольштейн-Готторпскими», то «Анхальт-Цербстскими». Немало времени было потрачено разными авторами на установление того, какова доля «русской крови», имеющаяся у разных императоров.

Однако именно в годы Первой мировой войны германофобия стала представлять для династии Романовых, и для правящей элиты в целом, особую опасность, а царица Александра Федоровна представляла собой в этом отношении особенно удобную мишень для оппозиционной критики – у супруги Николая II

сложилась репутация человека, слабо включенного в культурную жизнь своей новой родины. Даже в высшем обществе давно ошибочно считалось, что императрица вовсе не говорит по-русски, об этом даже в начале 1917 года писали многие офицеры. Показательно, что самарский губернский предводитель дворянства, будущий министр земледелия А.Н. Наумов, перед официальным представлением императрице с некоторым вызовом спросил у встречавшего его придворного: «Можно ли русскому предводителю на приеме у русской царицы говорить по-русски?» Разумеется, он получил положительный ответ 720 .

720

Епанчин Н.А. На службе трех императоров. М., 1996. С. 226; Русская армия накануне революции // Былое. 1918. № 1 (29). С. 153; Наумов А.Н. Из уцелевших воспоминаний, 1868 – 1917. Нью-Йорк, 1954. Т. 2. С. 40.

С императором Александра Федоровна постоянно говорила и переписывалась по-английски, а с придворными в начале царствования общалась по-французски. Затем она все больше и все чаще говорила в обществе по-русски. По свидетельствам некоторых современников, Александра Федоровна, старательно изучавшая язык своей новой родины, говорила по-русски «очень хорошо», правильно и «почти без акцента» 721 .

П. Жильяр, воспитатель царских детей, вспоминал, что с окружающими императрица говорила или по-французски, или по-английски. Он, впрочем, утверждал, что она говорила по-русски в «последнее время» довольно свободно, но только с теми, кто не знал других языков. Жильяр также утверждал: «В течение всего времени, что я жил общей жизнью с императорской семьей, мне ни разу не пришлось слышать, чтобы кто-либо из ее членов говорил по-немецки иначе, как вынужденный обстоятельствами: во время приемов, с приглашенными и т.п.» 722 .

721

Мария Павловна. Мемуары. М., 2005. С. 169.

722

Жильяр П. Император Николай II и его семья. С. 66 – 67.

Граф В.Э. Шуленбург, также писавший о правильности русской речи Александры Федоровны, даже уточнял: «Чувствовался некоторый акцент, но не немецкий, а английский, и он был не сильнее, чем у многих русских, начавших говорить с детства не на родном языке, а по-английски» 723 .

Кн. А. Щербатов находил акцент царицы «едва заметным» и «приятным» 724 .

И. Степанов, находившийся в лазарете императрицы, вспоминал о ней: «Вопреки распространенному мнению, русским языком владела хорошо. Акцент сказывался лишь в том, что она, как большинство иностранцев, слишком четко выговаривала каждый слог. [Букву “з” произносила скорее как “зж”]» 725 .

723

Шуленбург В.Э. Воспоминания об императрице Александре Федоровне. С. 5.

724

Право на прошлое / Кн. А. Щербатов, Л. Криворучкина-Щербатова. М., 2005. С. 32.

725

Августейшие сестры милосердия. С. 297.

Но подобные характеристики мемуаристов, верных памяти императрицы, могли свидетельствовать, во-первых, о том, что свободное общение на русском представляло для царицы некоторую проблему, возможно, при этом сказалась ее застенчивость; во-вторых, постоянное обращение авторов воспоминаний к теме владения русской речью говорит о том, что мнение о том, что царица плохо знала язык своей новой родины, было весьма распространено не только при жизни Александры Федоровны, но и после ее смерти.

Сама императрица первоначально порой публично избегала говорить по-русски, возможно, это было связано с застенчивостью, она, по-видимому, боялась насмешек. В годы войны политическое значение свободного владения русским языком значительно возросло, это прекрасно понимала царица: «Я больше уже не стесняюсь, и не боюсь министров, и говорю по-русски с быстротой водопада, и они имеют любезность не смеяться над моими ошибками», – не без гордости писала она императору 726 . Это, однако, указывает на то, что царица Александра Федоровна продолжала рассматривать владение языком как некую проблему, она боялась допускать в разговоре ошибки, даже если ее доброжелательные собеседники предпочитали их не замечать.

726

Переписка Николая и Александры Романовых (1916 – 1917 гг.). М.; Л., 1927. Т. V. С. 54.

О дискомфорте, который испытывала императрица, общаясь по-русски, косвенно свидетельствует и одобренный ею план образования наследника: его некоторое время специально не обучали иностранным языкам, чтобы он имел чистый русский выговор 727 .

Протопресвитер военного и морского духовенства Г. Шавельский, представлявшийся царице в 1911 году, в своих воспоминаниях также отмечал, что императрица говорила по-русски «с акцентом, но грамматически правильно и умно». Показательно,

однако, что, нанеся затем обязательный визит к вдовствующей императрице Марии Федоровне, Шавельский не без удивления узнал, что она-то как раз не вполне владеет русским языком: «Замечательно, что хоть она прожила в России около 50 лет, но она не умела правильно говорить по-русски…» 728 Хотя общительная и популярная в высшем свете вдовствующая императрица Мария Федоровна и говорила по-русски явно хуже, чем ее застенчивая невестка, но слухи о плохом владении языком новой родины преследовали не ее, а молодую императрицу. Очевидно, причиной их распространения было не действительное владение русской речью, а застенчивость, необщительность и, наконец, нарастающая непопулярность царицы Александры Федоровны.

727

Шуленбург В.Э. Воспоминания об императрице Александре Федоровне. С. 5. Шуленбург утверждал, что наследника не учили языкам до десяти лет, однако воспитатель Алексея Николаевича вспоминал, что он начал давать первые уроки французского языка в сентябре 1912 года. Английский наследник стал изучать позже, а немецкому его не учили вовсе. Очевидно, это было связано с политическими соображениями: Жильяр П. Император Николай II и его семья: Петергоф, сентябрь 1905 – Екатеринбург, май 1918 г. С. 24, 59.

728

Шавельский Г. Воспоминания последнего протопресвитера русской армии и флота. Т. 1. С. 21, 23.

Показательно, что многие мемуаристы впоследствии вновь и вновь возвращались к теме владения молодой императрицей русским языком, они тем самым стремились опровергнуть молву о том, что императрица Александра Федоровна не знала русский язык или плохо знала его, предпочитала говорить по-немецки и т.п., что свидетельствует о распространенности этих слухов.

Однако в годы войны обвинения в адрес царицы Александры Федоровны становятся более серьезными: императрица становится теперь главным отрицательным персонажем всевозможных слухов, ставящих под сомнение ее преданность России. Современница, жившая в царской резиденции и лично знавшая Александру Федоровну, с искренним огорчением писала в своем дневнике в феврале 1917 года: «Молва все неудачи, все перемены в назначениях приписывает государыне. Волосы дыбом встают: в чем только ее не обвиняют, каждый слой общества со своей точки зрения, но общий, дружный порыв – нелюбовь и недоверие» 729 .

729

Чеботарева В. В дворцовом лазарете в Царском Селе // Новый журнал. 1990. Кн. 182. С. 205.

Уже на начальном этапе войны «царица-немка» была заподозрена в германофильстве. Эти настроения коснулись даже некоторых членов императорской фамилии. Великий князь Николай Михайлович еще 17 сентября 1914 года сообщил о своих подозрениях в письме, адресованном вдовствующей императрице Марии Федоровне: «Сделал целую графику, где отметил влияния: гессенские, прусские, мекленбургские, ольденбургские и т.д., причем вреднее всех я признаю гессенские на Александру Федоровну, которая в душе осталась немкой, была против войны до последней минуты и всячески старалась оттянуть момент разрыва». О прогерманских взглядах императрицы великий князь довольно открыто говорил и впоследствии. Так, в январе 1917 года появились сведения о том, что в Яхт-клубе он позволял себе резкие суждения по поводу «Алисы Гессенской» и ее «немецкой политики» 730 .

730

Великий князь Николай Михайлович. Записки // Гибель монархии. М., 2000. С. 44; Донесения Л.К. Куманина из министерского павильона Государственной Думы, декабрь 1911 – февраль 1917 года // Вопросы истории. 2000. № 4/5. С. 17.

Александра Федоровна не могла не знать об этих слухах, распространяемых многочисленными недоброжелателями разного ранга, она всячески подчеркивала свой патриотизм, отстаивала свою преданность новой родине даже в частной корреспонденции: «Да я более русская, нежели многие иные…» – писала императрица Николаю II. Очевидно, слухи о том, что царица якобы придерживается прогерманской позиции, довольно рано стали известны царевнам. Императрица писала великой княжне Татьяне Николаевне 29 октября 1914 года: «Не вы огорчаете меня, мои девочки, а те, кто старше, и могли бы иногда думать. Но все это очень естественно. Я прекрасно понимаю чувства всех русских и не могу одобрять действия их врагов. Они слишком ужасны, и поэтому их жестокость очень задевает меня – как и то, что мне приходится слышать оттуда. Я совершенно русская, как ты говоришь, но я не могу забыть свою родину» 731 .

731

Переписка Николая и Александры Романовых (1916 – 1917 гг.). М.; Л., 1927. Т. V. С. 44; Мейлунас А., Мироненко С. Николай и Александра. С. 401.

Но ничто не могло предотвратить появление все новых и новых домыслов. Довольно рано в самых разных кругах стали говорить о том, что царица якобы радуется, «когда бьют наших, и плачет, когда бьют врагов». Так, в одном доносе указывалось, что дворянка М.И. Барановская, приехавшая в деревню из Минска, в ноябре 1914 года говорила при свидетелях в волостном правлении: «Наша государыня плачет, когда русские бьют немцев, и радуется, когда немцы побеждают» 732 . Хотя донос, возможно, был ложным, Барановская была привлечена к судебной ответственности за оскорбление члена императорской семьи. Весьма вероятно, что о слезах императрицы, якобы жалеющей врагов, уже в начале войны говорили в селах.

732

РГИА. Ф. 1405. Оп. 521. Д. 476. Л. 97 – 97 об., 106.