Трактир жизни

Анненский Иннокентий Федорович

Моя тоска

М. А. Кузмину

Пусть травы сменятся над капищем волненья,И восковой в гробу забудется рука,Мне кажется, меж вас одно недоуменьеВсе будет жить мое, одна моя Тоска…Нет, не о тех, увы! кому столь недостойно,Ревниво, бережно и страстно был я мил…О сила любящих и в муке так спокойна,У женской нежности завидно много сил.Да и при чем бы здесь недоуменья были –Любовь ведь светлая, она кристалл, эфир…Моя ж безлюбая – дрожит, как лошадь в мыле!Ей – пир отравленный, мошеннический пир!В венке из тронутых, из вянувших азалийСобралась петь она… Не смолк и первый стих,Как маленьких детей у ней перевязали,Сломали руки им и ослепили их.Она бесполая, у ней для всех улыбки,Она притворщица, у ней порочный вкус –Качает

целый день она пустые зыбки,И образок в углу – сладчайший Иисус…Я выдумал ее – и все ж она виденье,Я не люблю ее – и мне она близка,Недоумелая, мое недоуменье,Всегда веселая, она моя тоска.12 ноября 1909Царское Село

Кэк-уок на цимбалах

«…»

Влияние Анненского сказалось на последующей русской поэзии с необычайной силой. Первый учитель психологической остроты в новой русской лирике, искусство психологической композиции он передал футуризму…

Анненский с такой же твердостью, как Брюсов, ввел в поэзию исторически объективную тему, ввел в лирику психологический конструктивизм. Сгорая жаждой учиться у Запада, он не имел учителей, достойных своего задания, и вынужден был притворяться подражателем. Психологизм Анненского – не каприз и не мерцание изощренной впечатлительности, а настоящая твердая конструкция. От «Стальной цикады» Анненского к «Стальному соловью» Асеева лежит прямой путь. Анненский научил пользоваться психологическим анализом как рабочим инструментом в лирике. Он был настоящим предшественником психологической конструкции в русском футуризме, столь блестяще возглавляемой Пастернаком. Анненский до сих пор не дошел до русского читателя и известен лишь по вульгаризации его методов Ахматовой. Это один из настоящих подлинников русской поэзии. «Тихие песни» и «Кипарисовый ларец» хочется целиком перенести в антологию…

Осип Мандельштам

«…»

В основе искусства лежит… обоготворение невозможности и бессмыслицы. Поэт всегда исходит из непризнания жизни…

Иннокентий Анненский

Из поэмы «Mater Dolorosa» [19]

Как я любил от городского шумаУкрыться в сад, и шелесту березВнимать, в запущенной аллее сидя…Да жалкую шарманки отдаленнойМелодию ловить. Ее дрожащийСродни закату голос: о цветахОн говорит увядших и обманах.Пронзая воздух парный, пролетитС минутным шумом по ветвям ворона,Да где-то там далеко прокричитПетух, на запад солнце провожая,И снова смолкнет все, – душа полнаКакой-то безотчетно-грустной думы,Кого-то ждешь, в какой-то край летишь,Мечте безвестный, горячо так любишьКого-то… чьих-то ждешь задумчивых речейИ нежной ласки, и в вечерних теняхЧего-то сердцем ищешь… И с тем сномРасстаться и не может и не хочетДуша… Сидишь забытый и один,И над тобой поникнет ночь ветвями…О майская томительная ночь,Ты севера дитя, его поэтовЛюбимый сон… Кто может спать, скажи,Кого постель горячая не душит,Когда, как грезу нежную, опустишьТы на сады и волны золотыеПрозрачную завесу, и за ней,Прерывисто дыша, умолкнет город –И тоже спать не может, и влюбленныйС мольбой тебе, задумчивой, глядитВ глаза своими тысячами окон…1874

19

Мать скорбящая (лат.). – Ред.

Nocturno [20]

Другу моему С. К. Буличу

Темную выбери ночь и в поле, безлюдном и голом,В мрак седой окунись… пусть ветер, провеяв, утихнет,Пусть в небе холодном тусклые звезды, мигая,задремлют…Сердцу скажи, чтоб ударов оно не считало…Шаг задержи и прислушайся! Ты не один…Точно крыльяПтицы, намокшие тяжко, плывут средь тумана.Слушай… это летит хищная, властная птица,Время ту птицу зовут, и на крыльях у ней твоя сила,Радости сон мимолетный, надежд золотые лохмотья…26 февраля 1890

20

Ночное (ит.).

«Падает снег…»

Посвящено Е. М. Мухиной

Падает снег,Мутный, и белый, и долгий,Падает снег,Заметая дороги,Засыпая могилы,Падает снег…Белые влажные звезды!Я так люблю вас,Тихие гостьи оврагов!Холод и нега забвеньяСердцу так сладки…О белые звезды… Зачем же,Ветер, зачем ты свеваешь,Жгучий мучительный ветер,С думы и черной и тяжкой,Точно могильная насыпь,Белые блестки мечты?..В поле зачем их уносишь?Если б заснуть,Но не навеки,Если б заснутьТак, чтобы после проснуться,Только

под небом лазурным…Новым, счастливым, любимым…26 ноября 1900

«Для чего, когда сны изменили…»

Для чего, когда сны изменили,Так полны обольщений слова?Для чего на забытой могилеЗеленей и шумнее трава?Для чего эти лунные выси,Если сад мой и темен, и нем?..Завитки ее кос развилися,Я дыханье их слышу… зачем?1902

Кэк-уок на цимбалах

Молоточков лапки цепки,Да гвоздочков шапки крепки,Что не раз их,Пустоплясых,Там позастревало.Молоточки топотали,Мимо точки попадали,Что ни мах,На струнахКак и не бывало.Пали звоны топотом, топотом,Стали звоны ропотом, ропотом,То сзываясь,То срываясь,То дробя кристалл.В струнах, полных холода, холода,Пели волны молодо, молодо,И буруномГул по струнамСледом пролетал.С звуками кэк-уока,Ожидая мокка,Во мгновенье окаЧто мы не съедим…И Махмет-Мамаям,Ни зимой, ни маемНами не внимаем,Он необходим.Молоточков цепки лапки,Да гвоздочков крепки шапки,Что не раз их,Пустоплясых,Там позастревало.Молоточки налетают,Мало в точки попадают,Мах да мах,Жизни… ах,Как и не бывало.Осень 1904

На северном берегу

Бледнеет даль. Уж вот он – день разлуки,Я звал его, а сердцу все грустней…Что видел здесь я, кроме зла и муки?Но всё простил я тихости теней.Всё небесам в холодном их разливе,Лазури их прозрачной, как недуг,И той меж ив седой и чахлой иве –Товарищам непоправимых мук.И грустно мне, не потому, что беденНаш пыльный сад, что выжжены листы,Что вечер здесь так утомленно бледен,Так мертвы безуханные цветы,А потому, что море плещет с шумом,И синевой бездонны небеса,Что будет там моим закатным думамНевмоготу их властная краса…1904

Черное море

Простимся, море… В путь пора.И ты не то уж: всё корочеТвои жемчужные утра,Длинней тоскующие ночи,Всё дольше тает твой туман,Где всё белей и выше гребни,Но далей красочный обманНе будет, он уж был волшебней.И тщетно вихри по тебеРоятся с яростью звериной,Всё безучастней к их борьбеТвои тяжелые глубины.Тоска ли там или любовь,Но бурям чуждые безмолвны,И к нам из емких береговУйти твои не властны волны.Суровым отблеском ножаСверкнешь ли, пеной обдавая, –Нет! Ты не символ мятежа,Ты – Смерти чаша пировая.1904

Солнечный сонет

Под стоны тяжкие метелиЯ думал – ночи нет конца:Таких порывов не терпелиНаш дуб и тополь месяца.Но солнце брызнуло с постелиСнопом огня и багреца,И вмиг у моря просветлелиМорщины древнего лица…И пусть, как ночью, ветер рыщет,И так же рвет, и так же свищет, –Уж он не в гневе божество.Кошмары ночи так далёки,Что пыльный хищник на припеке –Шалун и больше ничего.1904

«В ароматном краю в этот день голубой…»

В ароматном краю в этот день голубойПесня близко: и дразнит, и вьется,Но о том не спою, что мне шепчет прибой,Что вокруг и цветет, и смеется.Я не трону весны – я цветы берегу,Мотылькам сберегаю их пыль я,Миг покоя волны на морском берегуИ ладьям их далекие крылья.А еще потому, что в сияньи сильнейИ люблю я сильнее в разлукеПолусвет-полутьму наших северных дней,Недосказанность песни и муки…1904