Трава и солнце

Мошковский Анатолий Иванович

Вот Аверя шумно вынырнул и поплыл к берегу, держа в руке, поднятой над водой, рака. Рак был крупный, яростно работал клешнями и всеми ножками, а Аверя хохотал.

– Ловите, Лева! Здесь обрыв, а в нем полно их нор... Хотите, еще поймаю?

– А не искусают тебя?

– Надо уметь брать их: за спинку - и тогда ничего, не дотянутся клешнями.

– Ну поймай еще трех: преподнесем Аркашке и двум нашим дамам как подарок от тебя... Не возражаешь?

– А чего? Не.

Аверя стал нырять, выбрасывая из воды ноги. Вода вокруг

бурлила, пенилась, и Фима представила, как его пальцы скользят по срезу обрыва, влезают в норки, ощупывают их и, почуяв рачью спинку, берут за шершавый панцирь.

На этот раз Аверя вынырнул с двумя раками. Лев заворачивал их в носовой платок, а Аверька, дрожащий от озноба, посиневший и готовый, снова нырнул.

– Ну как, не напужались?
– спросил он Льва, когда одевался.
– А на заставе не выговаривали?

– Было... Неприятно, да что поделаешь... Не знал, что у вас здесь так строго.

– Очень.
– Морщась, Аверя стал причесываться.

– Обошлось. Теперь умнее будем... А в общем, они неплохие ребята, даже пленку вернули, вырезав несколько кадров.

– Интересно, - вздохнул Аверька и посмотрел на шевелящихся в платке раков.
– Раки - что! Теперича у нас никто их не промышляет, мяса у них кот наплакал.

– Ну, это ты брось - первейшая закуска под пиво.

– И под наше вино идет, - с видом знатока сказал Аверя, - да все равно это не промысел. Так только, для забавы. Хотите, я свожу вас на Крымское гирло? Бредешок захватим, будьте здоровы сколько рыбы наловим!

– А застава разрешит?

– А чего ей? Все по-законному оформим, лодку отмечу у причальщика в журнале, и порядок.

– А когда?

– Хоть завтра. Правда, лодка безмоторная, да это недалеко.

– Прекрасно, - сказал Лев.
– Ты изумительный парень, Аверьян! А наша компания вместится в лодку?

– Запросто. Я еще Власа захвачу, чтобы с другой стороны заводил бредень, и Ваньку - этот пугать и воду баламутить будет.

– Давай и ту девочку возьмем, - сказал вдруг Лев, - ну, у которой дома жизнь нелегкая, родители религиозные.

Фима вся напряглась.

– А, это Фимку? А зачем она нам сдалась?

– Мне хочется с ней поговорить... Ты у нее дома бывал?

– Мильон раз! Старый дом у них, плохой, стены едва держат иконы.

– Позови ее, пожалуйста.

– Хорошо. Будет кашеварить... Мы такую юшку соорудим - закачаешься.

– Вот и хорошо. Можешь сейчас же прийти за ластами и маской. Через день вернешь.

Они ушли, а Фима так и осталась стоять возле развалистой вербы. Что ж это получается - то крыл его последними словами, то раков для него ловит, роется в иле... И зачем это еще она, Фима, тому потребовалась? Даже купаться расхотелось Фиме. Она оделась и быстро пошла к дому.

Глава 5

БЕЗРЫБЬЕ

Лев забрался в палатку.

– Влезай, не стесняйся, - донеслось изнутри.

Аверя просунул голову, влез и присел на корточки. У стенки на надувном матрасе в одних

трусах посапывал Аркадий; другой матрас, очевидно Льва, пустовал; на ящичке стоял приемничек в кожаном футляре с ремешком, однажды на пляже Аверя уже слушал музыку. Тут же лежал рюкзак и валялись ласты с маской и трубкой.

– В этой - мы, в той - женское общежитие.
– Лев хлопнул по пустому матрасу, приглашая Аверю присесть.

Аверя присел и зевнул от волнения: никогда еще такие люди не оказывали ему столько внимания.

– Слушай, друг, - Лев улыбнулся, - ты вчера что-то хотел рассказать про ваши церкви и попов, а потом не успел. Прошу.
– Он протянул Авере пачку с сигаретами.
– Надеюсь, куришь?

Нельзя сказать, что Аверя очень уж курил. Мог даже через нос дым пускать. Но до конца не пристрастился к курению: большого удовольствия оно ему не доставляло.

– А как же!
– Аверя потянулся к пачке, хотел лихо вытащить одну, но, как назло, цеплялись сразу три. Он повлажнел от неловкости: у Льва, верно, рука заболела, пока Аверя отделял от трех одну.

Лев был очень вежлив, держался с ним как с равным: поднес горящую спичку вначале ему, потому прикурил сам.

– Слушаю.

– А чего там говорить... Работали две церкви старообрядческие, одну недавно закрыли. Почему? Небольшой городок, а две церкви метрах в трехстах друг от друга и одинаковые, только что названия разные: одна - Никольская, вторая - Рождественская. Ни к чему вроде держать обе. Нецелесообразно.

Лев улыбнулся краешками тонких губ. Он развалился на матрасе, пускал в потолок струи дыма и внимательно слушал. Его длинные ноги, туго обтянутые синими тренировочными брюками, с резинками у щиколоток и на поясе, свешивались, потому что на кончике матраса примостился Аверя. Горбоносое смуглое лицо Льва, досиня выбритое, четкое и напористое, с твердыми губами, все время было повернуто к Авере.

– Ну-ну, это очень интересно...

– Одну, значит, и прикрыли, сам епископ наш согласился, и батюшка обещался сдать ключи, сдать всю церковную утварь в епархию. А у нас церкви - будь здоров!..

– Она внутри была такая же, как и Никольская?
– перебил Лев.

– Пожалуй, почище. Бывали в Никольской?

– Захаживали. Ну-ну, дальше.

– Обещался, значит, сдать всю утварь, а колокола, как по закону полагается, должны перейти государству на цветной металл...

– Скажи, а иконы там были?

– Видимо-невидимо, и очень старые, писанные, сказывают, настоящими художниками и еще в древности. На некоторых и Христа-то с богородицей не увидишь - сквозь гарь и копоть едва пробиваются. Едва выглядывают из потемок, как живые.

Лев задрыгал ногами и скосил глаза на Аркадия. Тот все еще спал, слегка посвистывая и отдуваясь. Кожа на полноватой шее под круглым подбородком собралась складками - в таком положении Аркадий казался просто толстяком.

– Ну, и что дальше?

– Уйма недовольных было.