Трава под снегом
Шрифт:
– Да. Да, сейчас. У меня тут все адреса записаны… – торопливо начала она рыться в старой объемистой сумке, отдаленно напоминающей школьный портфель. – Я, знаете ли, добросовестный педагог, я весь учет всегда веду… Вот, нашла. Пишите. У вас есть чем записать?
– Говорите, я запомню…
– Улица Белореченская, дом двадцать, квартира четыре. По-моему, это у них съемная квартира. Он с теткой живет. Бедный, бедный мальчик…
– Спасибо, Светлана Петровна. До свидания. Успехов вам.
Он заторопился было к стоявшей в отдалении машине, но сесть в нее не успел – за спиной яростно
– Эй, рыжий, погоди, как тебя там… – набычившись, пошел он вслед за компанией.
Они обернулись на него удивленно, и он тут же дернул головой вверх, и плечи резко назад отвел, как научился когда-то в ранней драчливой юности. Разведка боем, психологическая артподготовка.
– Да, я тебе говорю, рыжий, слушай сюда, разговор есть! Чего пялишься, как лошара прибитая, блин? Слушай сюда, отпрыск компаньона…
– Какой отпрыск? Никакой я не отпрыск… А… Вы кто такой? Чё от меня надо-то?
– А то и надо, чтоб ты притух, затихарился и к парню больше не совался, понял? Иначе загасишься по полной, забудешь, как маму-папу зовут.
– Да к кому я суюсь? Ни к кому я не суюсь…
– Илью Быстрова знаешь? У которого телефон заныкал? Которого в туалете вчера пинал?
– Ну… И чё?
– Хрен в плечо! Еще раз ближе чем на пять метров к нему подойдешь – в унитазе рыжей башкой мокнуть будешь. Понял? Я серьезно говорю. Наша братва теперь с тебя глаз не спустит.
– Чья братва?
– Тебе имена их назвать? По списку? Не советую я тебе знать их имена…
– Да ладно… Больно надо.
– Молодец. Много информации хавать вредно, в горле застрянет. А теперь телефон отдавай. Ну? Или толкнуть уже успел?
– Да больно надо… Нужен мне его телефон…
Наверное, он все-таки пережал слегка. Пацаненок-то был так себе, трусоватый, хоть и здоровый бугай вымахал. Видно, что из приличной семьи. А в дедовщину просто так играет, перед компанией сволочится. Наверняка его родители потом от армии отмажут, а зря. Таким бугаям там самое место и есть.
– Правильно говоришь, не нужен. Тем более он не твой.
– Гвоздь, отдай телефон… – бросил рыжий через плечо.
Долговязый худой парень с готовностью сунул руку в карман джинсов, протянул маленький аппарат на ладони. Андрей взял телефон, молча сунул в карман пальто. Словно по заказу ставя точку в разговоре, грянул школьный звонок, и компания, побросав в снег так и не прикуренные сигареты и оскальзываясь на узкой тропинке, споро потрусила к школьному крыльцу, тихо матерясь и оглядываясь на него настороженно. Да еще слабый морозный ветерок донес до уха, когда он возвращался к машине, что-то злобное и ухарски запоздалое, вроде того – видали мы таких, на сильно крутых тачках… Ничего. Значит, больше к пацану не сунутся. Кто любит пугать, тот сам боится. А пацана все-таки
Вырулив на большую дорогу, он выскочил из машины, зашел в небольшой магазинчик, навроде киоска, каких расплодилось сейчас на каждой автобусной остановке, с ходу попросил молоденькую продавщицу:
– Наклади-ка мне полный мешок чего-нибудь.
– Чего вам… накласть? – испуганно моргнула она.
– Ну, я не знаю… Шоколадок там, жвачек, газировки всякой. Что у тебя есть, то и клади. Повкуснее да послаще.
– А… Поняла, сейчас! – торопливо засуетилась она по крохотному пространству за прилавком, успевая стрелять в него хитрым глазом. Приценивалась, видно, на сколько его обдуть. – А может, вам еще игру положить?
– Какую игру?
– А вон у нас «Лего» есть, несколько видов. Дети эту игру любят. Она в моде сейчас.
– Ага, давай. Клади свою легу.
– Она дорогая…
– Ничего. Клади. Сколько с меня?
– Сейчас, я посчитаю… С вас две тысячи восемьсот пятьдесят рублей… – проговорила она довольно смело, но глянула уже плутовато и слегка с опаской.
– Держи. Сдачи не надо, – выложил он на прилавок три тысячные купюры. – На сдачу чаю напьешься. С пряниками. А где тут улица Белореченская, не подскажешь?
– Проедете до перекрестка, там и будет Белореченская. Вам какой дом надо?
– Двадцатый.
– Тогда налево. До конца улицы.
– Ага. Бывай. Спасибо за расторопность.
Девчонка закивала с благодарностью, вздохнула ему вслед восхищенно, засовывая честно заработанную на плутовстве купюру в карман джинсов. Действительно – если бы все покупатели были такие…
Дом двадцать на Белореченской оказался четырехподъездной старой сталинкой, мрачной и хмуро фундаментальной. Они с матерью когда-то точно в таком доме жили. Квартира четыре, значит? Что ж, это должен быть первый подъезд, первый этаж. А квартирка-то, похоже, угловая, трехкомнатная… Но училка точно говорила, что пацан с теткой в съемной живут. Интересно, зачем им снимать на двоих трехкомнатную? Дорого же. Что ж, посмотрим…
Прихватив с заднего сиденья свою подарочную поклажу, он хлопнул дверцей, задумчиво шагнул в сторону первого подъезда. За спиной тихо профырчала еще одна машина, остановилась неподалеку. Дверь подъезда оказалась открытой, и он медленно поднялся по короткому лестничному маршу, будто начиная сомневаться в правильности своего доброго порыва с визитом к пацану Илье. Постояв около двери с табличкой «4», все-таки нажал на кнопку звонка и встал аккурат перед дырочкой дверного глазка, на всякий случай вежливо улыбнувшись. Господи, дурак дураком. Чего приперся? Кто его звал? Вон уже чьи-то торопливые шаги слышны, и глазок сверкнул искоркой, то бишь рассматривают его с той стороны внимательно. Сзади тихо скрипнула железом дверь подъезда – наверное, вошел кто-то. Одновременно и цепочка на двери четвертой квартиры звякнула, и она открылась, явив ему сердитое удивленное лицо молодой чернявой женщины. Хотя не такой уж и молодой, если приглядеться.