Травля

Сербинова Марина

— А чего еще? Кроме силы? Что с собой выносит он еще оттуда?

— Не знаю. Но из всех вернувшихся проклятых, я был в тумане больше всех. Значит, я круче предыдущих! Круче самого Луи! А когда он мне передаст еще и накопленную в нем силу, я стану еще круче! Здорово, да?

— Что еще он тебе передаст вместе с этой силой?

— Вот заладила! Что еще может быть? Просто силу — и все.

— Нет, не все, Патрик. Не все!

— Ты откуда знаешь?

— Знаю! Сила — это не все. Он не говорит тебе главное, как ты не понимаешь? Сила — это не то, что на него давит и вынуждает поскорее избавиться.

— Поскорее? Мам, ему сто пятьдесят лет — не так уж и «поскорее»!

— Не спорь со мной, Рик! Хотя бы

сейчас не спорь и послушай! Не соглашайся, пока все не узнаешь! Все! Не верь ему, он что-то скрывает, обманывает! Зачем тебе вообще забирать у него то, от чего он сам хочет избавиться? Ни к чему тебе это! Не надо, сынок, умоляю! Не делай этого! Откажись. Разузнай побольше и пошли к черту этого Луи, пусть вытащит себе другого проклятого и на него спихнет свое бремя!

— Мам, ты опять впадаешь в панику. Спокойно. Я не дурак. Пока я все не узнаю, я ни на что не соглашусь. Я клянусь тебе. Не волнуйся. Мы все разузнаем, а потом решим, вместе, хорошо? Мы же команда. Я и ты.

— Хорошо. Спасибо, сынок. Мы же сможем общаться… и после. Когда я уже буду в этом тумане. Ты будешь приходить ко мне, звать меня… Ведь будешь?

— Нет, мам, потому что ни в какой туман я тебя не отпущу. Ты нужна мне здесь. Ты будешь жить. Я тебя ему не отдам. Я спасу тебя.

— А еще говоришь, что это я бунтую! — Кэрол засмеялась от радости, но в смехе ее была и горечь. — Смирись, сынок. Меня уже не спасти. Тебе придется вести эту войну без меня, прости. Я ее уже проиграла.

— Ничего подобного! Я — Болли Бранд, я сильнее всех проклятых, когда либо появлявшихся в этом мире, а когда Луи передаст мне силу, стану еще могущественнее!

— Ты еще не знаешь, с чем имеешь дело, Патрик. И что есть этот Болли Бранд. Что есть в нем.

– Ну так узнаю.

— Дремлющее зло… — вспомнила Кэрол слова провидицы. — Так говорила мне Габриэла. Что-то ужасное… темное… невероятно сильное.

— Ладно, мам, разберемся, не накручивай себя, как ты любишь.

Но она не накручивала. Наоборот, она начинала все больше понимать. Вот откуда в ее сыне такие невероятные способности, такая сила, намного — даже не известно насколько — превосходящие ее. Он не просто проклятый. Он тот, кого нельзя выпускать в этот мир, но тем не менее, выпущенный. В ее мальчике нечто, которое веками находилось в этом странном проклятом месте. Возможно, в нем не просто чья-то душа, которая давно уже растворилась в этом черном тумане, в этом неведомом зле, а уже само это зло, эта сила, это нечто, вырванное оттуда в этот мир.

Когда Кэрол узнала обо всем этом, она стала терять душевное самообладание. То, что ее сын и есть тот самый проклятый, которого вытащил Луи, напугало ее гораздо больше, чем все остальное, даже предстоящая казнь. Ее мужество пошатнулось и готово было совсем ее оставить, отдав на растерзание ужасу и отчаянию.

Она пыталась расспросить проклятых в тумане, но они ничего не могли рассказать об Болли Бранде. Все, с кем она говорила, утверждали, что он находился уже здесь, когда они сюда попали. Он был из «древних» — так проклятые называли тех, кто жил и попал сюда очень давно. Насколько давно знали только они сами. А может, даже они уже и не помнили. Ни с кем из Древних Кэрол поговорить не удалось, они не приходили на ее призыв. Ее дар был над ними не властен, так ей объяснили проклятые, не мог подчинить их волю, потому что в них было достаточно сил для того, чтобы воспротивиться. Древние не были пленниками черного тумана, этой силы, они были уже частью его самого. Так случалось со всеми проклятыми, которые находились здесь достаточно долго. И это только подтвердило опасения Кэрол. Она оказалась права в своих догадках. Это повергло ее еще в больший шок и уныние.

Габриэла ее предупреждала. Говорила — умри, чтобы не узнать.

«Кого ты породила,

несчастная?!». «Убей его!». Она помнила каждое слово Габриэлы, смысл которых начала осознавать только теперь. Что же, избежать смерти ей не удалось, она все-таки умрет и не узнает, что будет с ее мальчиком дальше. При жизни не узнает. Но что с ней будет, когда она попадет в черный туман? Будет ли ее еще интересовать своя земная окончившаяся жизнь и те, кто в ней остался? А если нет? Если, попав туда, она оставит своего мальчика, станет такой же равнодушной и безразличной… такой же «неживой», утратившей все человеческое субстанцией, нечто, являющимся в своем прижизненном облике, потерявшей всякую связь с миром живых? Ведь проклятые, с которыми она общалась, были именно такими. Пустыми. Жертвы тумана — нет. Они были другие, больше походили на живых, хоть таковыми и не были. С ними можно было общаться, как с тем, кем они были при жизни. Они сохраняли привычки и повадки, все из своей жизни. Может быть, со временем, они тоже все это утрачивали, и становились похожими на проклятых. А потом просто сливались с этим туманом, становясь ее частью, как Древние. Может, этот туман — это и есть миллионы этих душ, которые, растворяясь, поглощали другие души? Не туман, не облако, не тьма или что-то еще, а просто проклятые души, застрявшие в каком-то пространстве между мирами? Может, в этом проклятие — попадать с эту пустоту, образовавшуюся между мирами, после смерти, в вечный плен, и затаскивать сюда других? Но зачем? Ладно, если ее род прокляли, и они были обречены на это, но для чего сюда затаскивать других?

Так Кэрол и ломала себе голову, пытаясь найти ответы на мучающие ее вопросы, на какие-то находила, но на самые главные и основные — нет. Может быть, она найдет их после смерти, когда попадет туда, но вдруг тогда будет уже поздно?

Более-менее восстановившись, не до конца, Кэрол пошла за Кевином. Ждать полного исцеления она не могла, слишком мало времени у нее оставалось. Луи и Парик снова появились, чтобы попытаться ее остановить, но на это раз Кэрол даже не успела взять Кевина за руку.

Она проснулась оттого, что кто-то стал лить воду прямо ей на лицо.

Вода попала в нос и рот, Кэрол захлебнулась и подскочила, не понимая, что происходит. Кашляя, она вскинула голову и увидела, как выскакивает из ее камеры Торес и, захлопнув дверь, торопливо запирает, зажав под мышкой пластиковую бутылку. Встретившись с Кэрол взглядами, она отскочила назад от решеток на безопасное расстояние.

— Прости! Но я не позволю тебе больше это делать!

— Ты-ы-ы, — хрипло протянула Кэрол, впадая в ярость и исступление, и вскочила, бросаясь к решеткам.

Но Торес была вне ее досягаемости.

— Я не знаю, что ты делаешь и зачем, но больше ты этого делать не будешь, потому что это слишком сильно тебе вредит. Я не позволю тебе себя уничтожать. Так что заканчивай с этим. Я серьезно.

Протянув руки между прутьями, Кэрол в бешенстве закричала, пытаясь до нее дотянуться.

Встретившись с ее кроваво-красными глазами, Торес невольно попятилась, хоть и была вне досягаемости заключенной. Пытаясь сохранять хладнокровие, она развернулась и неторопливо ушла, не обращая внимание на вопли и рычание обезумевшей женщины.

Позже, когда Торес принесла заключенной ужин, та даже не встала, сердито отвернувшись к стене.

Торес постояла, изучая ее долгим взглядом, потом тихо сказала:

— Не обижайся. Пожалуйста.

Кэрол медленно повернулась и остановила на ней печальный взгляд уже вернувшихся в свое нормально состояние глаз.

— Почему ты это делаешь? — хрипло спросила она. — Зачем?

— Но это же… ужасно! — Торес невольно содрогнулась. — Зачем ты это делаешь с собой? Как ты можешь выносить… это?