Требуется няня с проживанием
Шрифт:
И я кратко пересказала, как кормилица поступала с сыном лорда, и как я распорядилась выгнать ее.
Арест Лорены стал для всех взрослых членов семьи шоком. Тройняшкам сказали, что сестре пришлось срочно уехать, а самые младшие и не заметили перемен. При детях старались делать вид, что ничего не происходит, но вечерами, уложив тройняшек спать, или отправив их в гости к друзьям, обсуждали, что можно сделать.
— Да написать этому лорду, с которым она уезжала, — настаивали братья. — Пусть он ее вытаскивает. Его же идея была.
— Да? — хмурилась мать. — А что, если это
— Мы же не знаем, в чем конкретно обвиняют нашу дочь, — качал головой отец. — То, что сказали при задержании, может оказаться совсем иным на деле. А никому ничего не говорят. Все, что удалось узнать — дело связано с какой-то секретностью. Хорошо бы нас на само заседание пустили.
— Родню должны пустить, — предположил Саймон.
— Хотя бы на часть слушаний, — добавил Карл.
— Пусть только попробуют не пустить меня, — мать решительно кивнула какой-то своей мысли. — Пусть только попробуют. Сразу узнают, что с миссис Блау надо быть осторожными. Я им тогда устрою.
— Не кипятись, дорогая, — попытался успокоить ее муж. — Лучше побереги силы, они нам еще пригодятся.
— А я все равно написал лорду, — когда родителей не было рядом, сообщил младший брат на ухо старшему. — Хуже не будет. Ну что он может сделать? Не приехать на заседание? Так никто его особо и не ждет. Сделает вид, что не получил письмо, и все.
— А тому, второму, маркизу? — напомнил Карл.
— Да, надо еще и ему. Забыл. Но ничего, завтра после уроков напишу. Родители собрались на очередную встречу с защитником. Будет время спокойно все обдумать и отправить.
— Я с тобой.
Маленький заговор состоялся. Дело оставалось за малым, найти нужный адрес. Если с лордом Дарвеном все оказалось не так сложно — нужный листок обнаружился в одной из книг Лорены, то бумажек с адресами маркиза сестра не держала. И без того предстоит извиняться, что они без разрешения лазили по ее вещам. Во всяком случае, они надеялись, что у них будет такая возможность. И что лорд Дарвен поможет их сестре.
— Не понимаю маму, — пнув попавший под ногу камень, вздохнул Саймон, — она ведет себя так, словно не произошло ничего особенного, и Лорену скоро выпустят. Мол, простите, ошибочка вышла, перепутали. Да еще в ножки кланяться будут, чтобы простила. Или она знает что-то такое, чего мы не знаем, или у них с папой есть какие-то связи, деньги, что там еще, или она просто не понимает всей серьезности.
— Или понимает, но кроме сестры есть еще много нас, о которых тоже необходимо позаботиться. Мелюзга та же, к примеру, которой ничего не сказали, — возразил Карл. — А самые младшие просто вытягивают все силы. Сначала зубы, теперь вот простыли.
— Нас много, проблемы у каждого свои, а мама одна, — Саймон пнул ногой еще один камень.
— Можешь считать меня идиотом, но мне кажется, что та тетка за что — то мстит нашей сестре. Узнать бы за что, можно было бы надавить на нее, заставить забрать заявление. Да еще намекнуть, если не сделает этого, сама отправится на принудительные работы.
— К ней не подберешься, я уже думал об этом. Ну и кое-что разузнал, — признался ему брат.
— Вроде как тетка эта правду говорит, Лорена что-то такое сделала, и это доказали. Так что надо думать, как ее вытаскивать.
Ночами дома было неспокойно. После того, как старшие дети ложились спать, а младших еще ждало последнее кормление, родители в очередной раз обсуждали, что можно сделать для спасения дочери.
— Я решила. Я все-таки напишу ему, — женщина прошла по комнате, поправила одеялко одной дочери, погладила по щечке вторую и посмотрела на мужа. — Я надеялась, что произошла ошибка, или что дочь будет все отрицать, или еще на что-то, но все оказалось намного серьезнее. Ты же видел последнее письмо Лорены. Эта женщина готова на все, чтобы отомстить.
— Да, видел, — мужчина сложил газету, в которую больше смотрел, чем что-то читал, и отложил ее в сторону. — Я давно говорил тебе, чтобы ты написала им. У тебя сохранились все адреса, ты знаешь, что надо сказать, а о чем лучше умолчать. Но ты же решила, что мы сможем справиться сами, как справлялись до этого. Увы, настал тот день, когда следует признать, мы не всесильны. Да, мы любим друг друга, у нас дружная семья, но есть вещи, в которых нам нужна помощь. И нам надо забыть про гордость, чтобы помочь нашей дочери.
— Да, — женщина вздохнула, потом подошла к мужу, поцеловала его, — ты прав. Мне стоит забыть о моей гордости и написать это треклятое письмо. В любом случае, я могу успокаивать себя тем, что пыталась решить проблему сама. Мы пытались.
— Иди и пиши, — улыбнулся мужчина. — Когда девочки проснуться, я позову тебя.
Его жена кивнула, еще раз проверила, крепко ли спят дочери, после чего вышла из комнаты.
Время тянулось. Еще несколько раз в сопровождении защитника приходили следователи, всегда разные, задавали одни и те же вопросы, потом исчезали на несколько дней. Ко мне по-прежнему никого не пускали. Защитник говорил, что надо набраться терпения, по моему делу был направлен запрос в столицу, И как только придет ответ, будет вынесено то или иное решение. Я ждала. Единственное, что изменилось, в мою камеру принесли светильник.
То ли следователи пришли к выводу, что при свече работать не удобно, то ли помогло обращение к руководству, но читать и писать мне было много проще. И я пользовалась этим, перечитывая все, что передавали мне из дома или находилось в тюремной библиотеке.
Я успела понять, что мой защитник в принципе нормальный мужчина, просто не любит подобные заведомо провальные дела. Вообще, работал он больше не с заключенными, а по финансовой части, но в моем случае никто не хотел браться за дело добровольно, и жребий пал на него. Что мне нравилось в этом человеке больше всего — он ничего не обещал. Ни того, что меня ждет каторга или что хуже, ни того, что я обязательно выйду на свободу. Просто был честен — все зависит от бумаг из столицы и того, что именно я решу сказать на суде. И я думала. Потому что, расскажи я, что лорд Дарвен делал за границей, и пойду под суд за разглашение государственной тайны. А там уже однозначно меня ждала виселица.