Трехручный меч
Шрифт:
Ворон смолчал, снова дремлет, вцепившись в перевязь когтями. Толстое теплое пузо лежит на моем плече, удивительно мягкое, если сравнить с теми жесткими перьями, которыми как нарочито задевает при взлете по уху. Я вернулся к коню, волк задумчиво смотрел на оставленную нам дорогую скатерть, даже дорогой кубок оставили, раз уж они возвращаются, а я один продолжаю поход.
В бесконечно далеком темном небе среди неподвижных звезд нечто сдвинулось, я всей кожей ощутил неладное, хоть и не смотрел, поспешно вскинул голову. Одна звездочка медленно двигается, словно искусственный
Волк тоже вскинул морду, в глазах отразилось звездное небо. Ворон бесстыдно спит, ссылаясь на вечернюю слепоту, которую упорно отказывается называть куриной.
— Демон?.. — предположил волк. — Или дух Добра?.. Нет, демон, духи Добра ночью дрыхнут.
— Ночью Добра не бывает? — спросил я.
Волк задумался, глаза следят за звездочкой, я тоже засмотрелся, это не звездочка, а комета, проходит достаточно близко, но это не страшно, ведь комета — это видимое ничто, она почти вся из газа, так что динозавры не погибнут, если они тут есть…
Звездочка стала крупнее, обрела оранжевый цвет, разрослась, пронеслась по небу со скоростью курьерского поезда, перечеркнув черноту, теперь уже не звездочка, а огромный шар размером с барана, а следом горящий хвост, раздался сильный удар, земля вздрогнула. Сверху ударила запоздалая волна, грохот прижал нас к земле. Ворон проснулся и пронзительно закаркал.
В сотне шагов вспыхнул огонь и тут же погас, однако с той стороны слышалось потрескивание, словно горела земля или лопались камни. Я торопливо бросился к коню.
— Загасите костер, — бросил через плечо, — уходим!.. Быстрее уходим!
Волк не двинулся с места, пасть от безмерного удивления отвисла. Ворон суетливо переступал с лапы на лапу, спрашивал хриплым со сна голосом:
— Что случилось? Что вы без меня натворили?
Я торопливо седлал коня, тот пытался надуть пузо, я сердился, дурак не понимает, какой опасности подвергаемся, вот-вот могут из кратера, выбитого метеоритом, вылезти боевые треножники, а пока микробы их пожрут, они нас тепловыми лучами… А то и вылезет что-нибудь пострашнее, со времен боевых треножников нечисти расплодилось всякой и разной.
— Уходим, — повторил я. — Со всех ног!
Из леса выметнулись, как будто нам подожгли хвосты.
Волк огромными прыжками несся впереди, указывая дорогу, ворон снова заснул, а я не отличу по звездам западную часть неба от восточной или северной. Если честно, то и по солнцу не отличу, но не стыжусь, а извозчики тогда на что, у меня другая специализация, узкая, не скажу какая, настолько узкая.
* * *
Небо на востоке посветлело, край земли заискрился, словно железо в горне, а небо порозовело. Птицы начали орать еще до восхода солнца, а когда оно выглянуло, мы уже отмахали с десяток миль, разогрелись, кое-кто подо мной даже вспотел.
Дальше курс держали по солнцу, вернее, ворон держал, а мы с волком неслись наперегонки, я на Рогаче, он на своих четырех. Над головой покрытое облаками небо, во все стороны простор, встречный ветер навстречу, постепенно
Хотя, конечно, это с нашей точки зрения по-дурацки или даже не с нашей, а с общепринятой, а вот со своей так поступил очень даже правильно. Конечно, свадьбу бы можно и отложить, чтобы попышнее, но ясно же, что за это время и невеста сделает все, чтобы сбежать, и жених будет выкладываться, чтобы выручить, и всякая оппозиция постарается воспользоваться нарушившимся равновесием… А так, раз-два — ив дамки: все вопросы решены, можете возвращаться.
Впереди появился и начал разрастаться лесок, мы ворвались под сень ветвей, лишь чуть снизив скорость: деревья стоят редко, земля сухая и твердая, проскочили насквозь, лесок быстро поредел, превратился в чахлый кустарник. Дорогу начали перегораживать отвесные скалы, приходилось объезжать по дуге, ибо под скалами кучи камней, не успевших рассыпаться в пыль. Волк и ворон почти не показывались, но однажды я увидел их вместе: ворон на вершине высокого камня, а волк прилег под ним, оба оглядывались в мою сторону.
Я приблизился, сердце болезненно сжалось. Дикое пространство, вздыбленная земля, торчащие, как острые зубы, оголенные скалы, сколы остро блестят, еще не изгрызенные ветрами и дождями. Везде только камни, застывшая магма, жуткие трещины в земле. Ветерок лениво перегоняет с места на место серую кучу пепла, над далекой горой поднимается дымок. Земля чуть-чуть подрагивает, словно совсем близко к поверхности проносится электричка.
— А совсем недавно, — каркнул ворон, — здесь были поля… Даже город. И стада коров, сады…
Волк прорычал:
— Это когда было? Что-то не помню.
— Да лет сто тому, — ответил ворон самодовольно. — Ты не знаешь, что мы, вороны, живем по тысяче лет?
— Враки, — рыкнул волк. — Ты, пернатое, моложе шерсти на моих лапах! У тебя рот желтый.
— Это я чьи-то яйца выпил, — признался ворон. — Дуры, прямо в кустах сложили! Не я, так другой бы… Дураков надо учить.
Я сказал с укором:
— Помог бы перенести на дерево!
— Так запомнят лучше, — ответил ворон хладнокровно. — Кнут действует лучше, чем пряник. Правда, серый?
Я промолчал, на душе тоскливо, конь двигался осторожно, выбирая место, куда поставить копыто. Земля как будто сожжена, вообще нет того, что называем землей, то есть на чем росла хотя бы трава, а только голые безжизненные камни, базальтовые плиты, сколы гранита, пепел, которым засыпаны трещины.
Дни сменялись ночами, а ночи днями, мимо нас когда проплывали, а когда и проскакивали деревья, скалы. Мы переходили вброд мелкие реки, а через большие переправлялись на пароме или больших лодках. Я потерял счет дням, но все верно: мы живем не все дни, а только те, когда происходит то, что остается в памяти, а остальные, как вот эти, так… мимо, мимо.