Третье рождение Феникса
Шрифт:
– Отдайся мне, - теряя голову, шептал Герц заплетающимся языком.
– Озолочу!
– Кошелек у тебя толстый, это я знаю, - смеялась Маша.
– Только мне не хватит.
Блеск ее зубов между накрашенными розовой помадой губами сводил его с ума. «Не надо было столько пить, - запоздало подумал Герц.
– Ускользнет золотая рыбка от пьяного рыбака! Не исполнит заветного желания!»
Руслан Талеев пригласил на танец Тамару Ивановну. Та обмерла от неожиданности, прерывисто вздохнула, кладя руку на его сильное плечо. Она не слышала музыки, ничего вокруг не видела, окунувшись в свои сексуальные фантазии.
Чернышев и Вершинин остались за столом. Они старались не встречаться взглядами. Сергей налил себе водки, молча выпил - ему хотелось убить господина Герца, который шептался с Машей, прижимался к ней своим жирным телом. Впрочем, с неменьшим наслаждением он съездил бы кулаком по наглой физиономии Талеева. Но ни того ни другого делать нельзя - нужно сидеть в этой душной гостиной, улыбаться, говорить какие-то пошлости и усмирять клокочущий внутри вулкан.
Андрей Чернышев, прищурясь, тоже наблюдал за Герцем и Машей. Он понимал, что Борис Миронович, несмотря на все свое богатство и сластолюбие, опасности не представляет. Другое дело - Талеев, залетный питерский кавалер; он, пожалуй, вскружит голову костровской красавице, увезет ее в дальние дали. Как же этому помешать?
Андрей не отдавал себе отчета, чего он на самом деле хочет от Маши. Любви? Повторения тех незабываемых ласк? Брака? Любовь у них вроде была - в юности, сильная, чистая, беззаветная. Куда она ушла? Почему иссякли чувства, исчезло волнующее, трепетное притяжение? Не у него - у Маши? Ничего не объясняя, не объявляя причины, она написала ему в училище перед самым выпуском, что желает счастья, прости, мол, и прощай. Чернышев так до сих пор и остался в том состоянии оглушительного провала, падения в никуда, мучительного недоумения… Что произошло? В чем его вина?
Те несколько ночей близости, которые были у них, казались теперь Андрею невосполнимыми, не возможными ни с какой другой женщиной. Они переливались в его памяти огнями диковинного самоцвета, до которого он дотянулся каким-то чудом, но не сумел удержать, упустил. Возобновить эту любовную связь было так же нереально, как вставить в золотую оправу живую звезду. Думаешь, вот она, рядом; а дотронулся - только обжегся, ослеп от сияния и боли.
Как вариант, оставался еще брак. Чернышев не мог не понимать, что, женившись на Симанской - даже если ему удастся вырвать или вымолить у нее согласие, - он ни секунды не будет иметь покоя, сгорая от ревнивых подозрений, от страха потерять ее.
Он не знал, чего хочет, и в то же время не мог оторваться от Маши: выйти из поля ее притяжения было для Андрея равносильно небытию. Он устал бороться с собой, навязывать себе «правильные» решения, поведение и мысли. Пусть все идет, как идет.
Над Костровом кружилась метель, била снежными хвостами, подобно фантастическому тысячеглавому дракону, изрыгая из разверстых пастей хлесткий морозный ветер. В домах топились печи, горел за окнами свет, было тепло, уютно.
В гостиной у Зориной звучала хорошая музыка, приглушенный смех, игривые разговоры. Ольга Вершинина таяла от любезностей майора Морозова, Тамара Ивановна напропалую кокетничала с Талеевым. Жарко пылала люстра. Пахло сигаретным дымом, апельсинами,
Мария Варламовна не боялась, что Руслан приревнует ее к другим мужчинам. Ей это даже нравилось. И Андрюше Чернышеву полезно поскрипеть зубами - может, наконец, отстанет от нее со своими ухаживаниями. Вот Сережу Вершинина жалко - переживает мальчик, мучается. Но тоже закалка! Пусть смолоду привыкает, что за женщину надо сражаться, биться с превосходящими силами противника. А то привыкли: не успеют лениво поманить пальчиком, как девчонки уж бегут, задыхаясь от радости, на ходу юбки задирают и кофточки расстегивают. Куда такое годится?
– Господа! Господа!
– захлопала в ладоши, привлекая к себе внимание, хозяйка дома.
– У нас фанты! Вы не забыли?
Морозов, предупреждая Ольгин порыв, принес вазу с вещичками, по которым следовало назначать задания, поставил на стол. Перечень действий для участников игры Зорина придумала заранее и написала на бумажке. Оглашать жребий выпало Руслану Талееву.
Он встал спиной к вазе, и Ольга вытащила первым перстень Марии Варламовны. Все затаили дыхание.
– Что сделать этому фанту?
– торжественно спросила Вершинина.
– Рассказать любимую историю, - прочитал по бумажке Руслан, и по гостиной пронесся вздох разочарования.
– Что сделать этому фанту?
– спросила Ольга, вынимая из вазы часы Талеева.
– Изречь пророчество, - прочитал тот.
Дальше разыгрывались «рассказать стихотворение», «поцелуй», «танец на бис», «пантомима» и «признание в любви», но уже без интереса. Зорина бросилась спасать положение.
– Ко мне пришло семеро гостей!
– воскликнула она, обводя присутствующих многозначительным взглядом.
– За окнами холодная, вьюжная тьма. Время приближается к полуночи… Семь - число таинств! Семь престолов, семь печатей, семь ангелов и семь дьяволов! Магический предел, за которым раскрываются врата непостижимого…
– Не призывайте духов тьмы, уважаемая Тамара Ивановна!
– шутливо перебил ее Борис Герц.
– Это небезопасно!
Но Зорина не дала сбить себя с избранной волны.
– Начнем игру, господа!
– зловеще произнесла она, задавая тон будущим событиям.
– Там ждут!
Она подняла указательный палец вверх и закатила глаза, остальные невольно подняли головы, сопровождая ее взгляд.
– У нас будто не фанты, а сатанинский обряд, - пьяно хихикнул Морозов.
На него зашикали. Играть, так играть. Сильный порыв ветра со снегом распахнул окно, заранее незаметно приоткрытое Тамарой Ивановной, ворвался в комнату, обдавая гостей ледяным дыханием ночи.
– Ой!
– пропищала Ольга Вершинина и спряталась за широкую спину майора.
Андрей Чернышев криво улыбнулся, господин Герц промокнул платком вспотевший лоб.
– Начнем, судари и сударыни!
– подыгрывая Зориной, заявила Мария Варламовна.
– Моя любимая история… невероятно жуткая, замораживающая кровь в жилах того, кто ее услышит. Где моя жертва?
Она посмотрела сначала на Чернышева, дожидаясь, пока тот не занервничает, а потом ее взгляд остановился на Вершинине.
– Идите сюда, сударь, - вкрадчиво сказала она, поманив молодого офицера рукой.
– Вы готовы принести свою душу на алтарь древней, ужасной тайны, которая… убивает?