Третьего тысячелетия не будет. Русская история игры с человечеством
Шрифт:
Есть секущая плоскость, своя для непосредственной человеческой жизнедеятельности и культуры. Эта сфера — история. Она ареал прогрессирующей и никогда не доходящей до реализации идеи человечества. Историю вообще можно представить как осуществление неосуществимого проекта человечества.
Но начинается перелом, связанный с переносом центра тяжести на человеческие ресурсы. Запущенный с западного края геополитического пространства, он обладает гигантским унифицирующим действием, подминая различия в укладах человеческих цивилизаций. Преодолевая связанность их с первофакторами человеческой жизни и культуры.
На этом все заклинилось. Появляется избыточность культуры — когда предметом рефлексии и творчества стало осознание собственной избыточности культуры. В новом существовании, где ресурсом стал человек, как будто не нужны и геополитические пространства; избыточным стало пространство самого человека. Зато выросла опасность конца вида Homo вследствие нивелировки его высшими, «умными» технологиями прогресса. То есть вид Homo sapiens должен будет как-то спасать себя от успехов собственной деятельности, искать новую основу и фундамент для разнообразящейся динамики человеческого.
— Я не понимаю, мы с тобой что, уже по ту сторону истории? Второе пришествие состоялось?
— Говоря, что идея человечества не осуществилась, я не подвожу итога истории. Я говорю, что идея, манившая людей неосуществимостью, не дает достаточного мотива тому, чтобы люди вдохновлялись и действовали во имя ее.
Я не сказал, что идея человечества «выдохлась», и не верю, будто ее «дискредитировал коммунизм». Я отношу это к исходным трудностям воспроизводства вида человеческого. Несовпадающие условия делают человека витально раздвоенным существом: локальным и планетарным, тяготеющим к равенству и единению под стягом универсализма. К снятию делений на своих и чужих.
В чем фокусирующий момент? В том, что людьми не движет идея, двигавшая их своей неосуществимостью. Величайший проект, который то подымал своей невозможностью, то дискредитировал скверными воплощениями — побуждая начинаться сызнова. Для всего такого сейчас вроде бы нет импульса.
Вместе с тем перенос центра тяжести на ресурсы самого человека неявно создает новую унифицирующую тенденцию. Последняя не была включена в условия воспроизводства, и она смертельно опасна для человека как вида. Ибо условием существования вида является динамика разнообразия. Кажущийся выход из холодной войны вызвал на сцену убийство — Homo sapiens обращается к первопосылкам существования. И, возвращаясь, вызывает забытых духов этих первопосылок.
В России это представлено как нигде более. Потому что идея человечества была здесь разыграна на тесной временной сцене — всего двух столетий. Разыграна более чем понятием — умами, образами, судьбами! Что сейчас проявляется в банальных тупиках повседневности. В усталости человека от мелькания ничтожных фигур и кроваво-случайных обстоятельств.
Недостаточно представить Россию лишь пограничьем Европы и полигоном человечества, в ней намечается выход из всей коллизии. Выход — в воссоздании человеческого пространства, при уходе прежних его оснований в идее человечества. Вопрос, какую роль в этом сыграет то, что в недавнем прошлом именовали «культурой»? И что сегодня ею уже не является, и передвинуто в сферу повседневности.
— Культура массовеет, вульгаризируется — ты об этом?
— Идея человечества покидает нас, и культура вдруг осознает, что она избыточна! Первая перестает быть вдохновителем неосуществимого, зовущего на свершения вопреки утратам (здесь все революции и так далее), а вторая перестает сопротивляться воздействию истории на человека. Идет сражение за человека на том поприще, где он стал главным ресурсом. В нем самом заключен теперь единственный ресурс воспроизведения вида. Это смертельно опасно.
Есть же опережающие фигуры — воронежского Мандельштама или сугубо, казалось бы, ограниченного Италией Феллини. Но что значит ограниченность Италией у него? Что такое ограниченность Воронежем у Осипа? Это разговор о культуре, заново овладевающей повседневностью. Которая, признав приоритет повседневности, способна войти в нее, не теряя себя, — в этом весь вопрос для культуры. Причем без расчета на то, чтобы осуществиться «через века»!
Но с идеей человечества уходят понятия будущего и прошлого. Раз нет идеи, движущей человека неосуществимостью, нет и коллизии «будущее-прошлое». «Осуществимое будущее» не будущее — это экстраполяции. Они вне понятия будущего. Тем самым возник вакуум политики будущего.
Политика будущего возникает, когда мы говорим, что будущее — не настоящее. Оно должно быть выше, лучше; оно принесет человеку то, чего ему критически недостает. В силу этого человек рассматривал все предыдущее как пролог к себе, недовольному настоящим — которое превозмогал во имя лучшего, высшего будущего! Он выстраивал все свое существование как генезис, как родословную человечества. Без идеи человечества — откуда взяться будущему прошлого? На какой основе ему возникнуть?
— Ну хорошо. А если даже и нет такой задумки, а человек просто есть? Существует? День, когда ему удалось кое-что совершить, — хороший день, но бывает день, который ушел в песок. Человек — добытчик, человек — гедонист, да кто угодно, хоть ловкий бизнесмен.
— А если Кола Брюньон? Как тот краснодеревщик, о котором я тебе рассказывал, — находивший счастье в каждой изготовленной им вещи. Да он же молился Богу повседневности, она у него вся озарена светом! Ему не нужно было ничего, кроме моментов, когда он сам включался в историю или история вовлекала его в себя. Когда мой краснодеревщик пошел воевать и с Калининским фронтом вышел в тыл немцам к Витебску, не имея ни патрона в винтовке, он легко мог закончить войну для себя — но не закончил! В отличие от меня, который воевать не умел, краснодеревщик мой воевать умел, но не был движим антифашизмом. Он совсем не хотел воевать. Его призвала, завербовала, принудила даже — история.
— Чужая краснодеревщикам идея, замечу.
— Идея человечества — да она всем вообще кровно чужая! Она всегда идет извне вовнутрь и никогда не овладеет нутром человека полностью. Кроме тех, кто способен повести по этому пути всех или многих. Что ж это за вирус, который занесла древняя Иудея и который пошел-пошел после?
Вся сложная, дикая, кровавая и исполненная горних ангелов полета эта махина — вся она, я настаиваю — генетизирована и вошла в основной набор условий воспроизводства рода Homo sapiens. Но этот фокус кончается прямо сегодня. Что последует за ее упразднением? Какие повреждения в человеке? В чем откроется новый источник сопротивления унифицирующей экспансии человека — уже в роли главного ресурса воспроизводства вида Homo sapiens?