Третий должен уйти
Шрифт:
— Откуда вы все это знаете? — удивленно смотрела на меня Серафима.
— Допрос должен быть проповедью, которая вызывает исповедь. Кто знает, может, я и вас смогу обратить в свою веру?
— И какая у вас вера?
— Во-первых, я верю в Бога. А во-вторых, верю в то, что вашего мужа подставил ваш любимый мужчина.
— Это исключено, — решительно качнула головой Нефедова.
— Почему вы так думаете?
— Миша не мог поступить так подло.
— Может, вы заблуждаетесь?
— Нет, не заблуждаюсь.
— Почему он тогда
— Не знаю.
— Скажите, а вы убирались в сороковой квартире после вашей встречи с Мишей?
— Зачем?
— Вот и я думаю, что вам, Серафима Платоновна, ни к чему. А в квартире после вашего ухода порядок навели. Идеальный порядок, после которого никаких отпечатков пальцев не остается. Остались только ваши пальчики. В некоторых местах. На полированном подлокотнике дивана, на журнальном столике. И все, больше нигде. Везде — стерильная чистота. Как это понимать?
— Не знаю.
— А я так понимаю, что ваш Миша не хотел «светить» себя. Он знал, что мы будем допрашивать вас, знал, что вы покажете нам на сороковую квартиру. И приготовился к нашему приходу.
— Зачем ему это? — нахмурилась Нефедова.
— Боялся, что мы возьмем его и расколем на признание… А может, и не надо будет его раскалывать. Если это Курдов, то даже вопросов не возникнет.
— Курдов? — настороженно глянула на меня Серафима.
— Вы же с ним встречались? — в лоб спросил я.
— Нет, не с ним.
— А с кем?
— Я не могу вам этого сказать…
— У него больная жена, она не должна знать, — не без ехидства проговорил я.
— Да, больная жена.
— Вы ее в глаза видели, эту жену?
— Нет.
— Нет там никакой больной жены, есть большой обман, жертвой которого стали вы и ваш муж… Вадима Борисовича подставили! Курдов позвонил ему и сказал, что вы едете на встречу с Мишей. Ключевое слово — Миша! У него был конфликт с Мишей Чайковым из-за его жены Лизы. Он решил, что Чайков совратил вас в отместку за свою жену! — Я сочинял настолько вдохновенно, что и сам поверил в это. Да и как не поверить, если так оно все и было, во всяком случае, могло быть. — Он рванул в Горанск из Москвы, а Курдов поехал за вами из Архиповки. Вадим Борисович приехал к сорок седьмому дому на улице Полевого, увидел вашу машину и помчался в тридцать шестую квартиру, о которой говорил ему Курдов. Вы в это время находились в сороковой квартире, а в тридцать шестой — вашего мужа ждала засада. Его ударили по голове, подставили под убийство Чайкова. Кто это сделал? И куда делись эти люди, которые убили Чайкова и ударили по голове вашего мужа?
— Куда? — завороженно глядя на меня, спросила Серафима.
— Они перебрались в сороковую квартиру, где в это время находились вы… Кто-нибудь заходил туда, когда вы там находились?
— Да, заходили, — кивнула она.
— Кто?
— Миша сказал, что это хозяин квартиры, что он снял только одну комнату.
— Хозяин квартиры? Вы его видели?
— Нет. Дверь в комнату была закрыта…
— А Миша куда-нибудь выходил?
— Да, он выходил из комнаты, говорил с хозяином.
— Вы слышали, о чем они разговаривали?
— Нет. Он закрыл за собой дверь.
— А зачем он закрыл дверь? Затем, чтобы вы не слышали, о ком там шел разговор. А разговор шел о вашем муже. О том, что его ударили по голове и оставили в квартире с трупом…
— Ну, я не знаю… Зачем это Мише?
— А это Миша был? Может, это был Олег Курдов?
— Нет, что вы!
— А может, его человек? Может, Миша — его человек?
— Ну. Я не знаю… Я знаю, что мой Миша не способен на подлость, — не сдавалась Серафима.
— А изменять больной жене — это не подлость? А совращать вас? Вы же никогда раньше не изменяли своему мужу! — Я изложил свой вопрос в форме утверждения.
— Нет, никогда…
— Вас мучили угрызения совести, вам не хотелось жить! — Я разогнал коней, и они на полном скаку неслись на Серафиму. Во всяком случае, вид у нее был такой, будто на нее неслось стадо разъяренных быков.
— Да, мне не хотелось жить! — кивнула она.
— И это, по-вашему, не подлость?
— Ну, я не знаю…
— Кто ваш любовник?
— Его зовут Миша.
— Кто он такой? Где живет, где работает?
— Ну, сам он откуда-то из Горанска. Работает менеджером в Москве. Где именно, я не знаю. Я не спрашивала, он не говорил…
— Как он выглядел?
— Ну, хорошо выглядел, — растерянно кивнула Нефедова.
— У вас есть его фотография?
— Нет.
— А если составить фоторобот?
Серафима вдруг приложила ладошку ко рту, глядя в сторону ворот. Я проследил за ее взглядом и увидел Нефедова. Он шел к нам, немигающе глядя на меня.
Охранник должен был предупредить его, что в доме находится сотрудник милиции, и наверняка сделал это, но Нефедов не испугался и прошел во двор. Одно из двух — или он собирался сдаться, или убить меня. Но у него не было оружия.
А вид у него потрепанный. Волосы жирные, спутанные, пиджак мятый, пыльный, рубашка утратила свою белизну, брюки в репьях. Видно, несладко пришлось ему на родных просторах. И никто не помогал ему скрываться от правосудия.
Оружия у меня не было, да и вряд ли бы я стал его доставать: не хотелось выглядеть смешным. Но я на всякий пожарный встал, чтобы в случае чего пустить в ход костыль.
— Вадим Борисович, я так понимаю, вы собираетесь сдаться в руки закона? — спросил я, стараясь не выдавать свою тревогу.
— Правильно понимаете, капитан, — кивнул он, останавливаясь возле беседки. — Но сначала я должен попрощаться с женой и детьми.
Серафима шагнула к нему, но сама же себя и осадила.
— Думаю, у вас будет на это время.
Наручников у меня не было, а они бы мне сейчас пригодились. Вдруг Нефедов передумает сдаваться?
— Ты, капитан, здесь побудь, а мы сейчас…