Третий дубль (из сборника "Белая дурь")
Шрифт:
Теперь, когда для слухов о судьбе Орешникова имелись все основания, воображение горожан разыгралось. В ходу была даже версия с участием инопланетян. Конечно, вокальные данные у певца были прекрасные, но почему пришельцы остановились именно на нем, а не на Кобзоне или Иглесиасе?
По просьбе Панина ведущие информационной программы «600 секунд» дважды обращались к ленинградцам в поисках свидетелей события на Дворцовой площади. Но в уголовный розыск не последовало ни одного серьезного звонка. Казалось, что в городе, наводненном слухами, нет ни одного человека, не слыхавшего о происшествии с певцом. А люди молчали! И даже возможный
Больше всего надеялся капитан, что ему удастся выйти на Сурика. Если Инна Печатникова ничего не перепутала, версия «рэкетиры» казалась теперь самой перспективной.
Этот Сурик никак не выходил у капитана из головы. Он иногда ловил себя на том, что напевает себе под нос бесконечную песенку: «Сурик, сурик, сурик…» О всех Суриковых, проживающих в Ленинграде и области, он навел самые подробные справки. К счастью, их оказалось совсем немного. Александр попытался даже узнать, нет ли в городе мужчин по фамилии Сурикашвили и Сурикадзе. В последний год в Ленинграде много преступлений совершили приезжие с Кавказа. Но в адресном столе людей с такими фамилиями не значилось. Панин не поленился и позвонил в Тбилиси, своему знакомому, старшему оперуполномоченному уголовного розыска Отари Беденишвили и спросил, есть ли вообще грузинские фамилии Сурикашвили и Сурикадзе. Отари долго думал, а потом спросил:
— А зачем тебе, дорогой?
— Отари, это вопрос второй! Главное — есть ли такие фамилии? Бывают ли?
— Нет, Алекс,— не согласился Отари.— Это и есть первый вопрос! Если дело серьезное, я буду искать. Но вообще-то, никогда таких фамилий не слыхал. Самое близкое — Сирадзе и Сулханишвили…
Панин вздохнул.
— Не ищи. Я эти фамилии сам придумал. Понимаешь, Отари, я от клички танцевал. А кличка — Сурик.
Отари тоже вздохнул, выражая Панину свое сочувствие. Поинтересовался:
— Алекс! У вас город морской, корабли красят суриком. Достать для друга банку не проблема?
— Отари, у нас даже банку без сурика достать проблема. Ты хочешь днище «Волги» покрасить?
— Я тебе банку пришлю, милиционер. И не пустую.
— Взяткодатель!
— Вай, какое корявое слово, дорогой. Но я не обижаюсь. Успехов тебе, танцуй дальше!
Была у Панина одна палочка-выручалочка — Глеб Петрович Плотников, у которого он начинал работать стажером в уголовном розыске. Плотников уже лет десять на пенсии. Старик сильно одряхлел: плохо слышал и видел, но голова у него была в полном порядке. Глеб Петрович помнил имена и клички всех преступников, что прошли через его руки. И особенно хорошо тех, до кого он так и не добрался. Он мог в
— Да, Николаич,— говорил Плотников, щуря свои слезящиеся, не раз оперированные глаза.— Какая закусь на «малине» у Вити-тити была, когда мы его банду брали! Балычок, языки копченые… Три сорта икры! Я тогда последний раз в жизни паюсной икры поел!
— Как же ты успел, Петрович? — удивлялся Семеновский, в кабинете которого шла беседа со стариком.— Палили ведь тогда из всех стволов. Отчаянные у Яковлева бандюги собрались.
— Я и к самогону приложился, Николаич. Ты в соседней комнате «скорую» вызывал, а мы с Василием Даниловичем Житецким живых бандюг повязали, лицом к полу уложили и тяпнули по стопарю. Житецкий к коньяку потянулся, а я ему на самогон показал: попробуй. Про Вити-титин самогон у воров легенды ходили. И правда, что тебе живая вода. Мы даже раненому Прибылеву влили. Я думаю, он потому и живым остался.
Панин не позвонил старику с самого начала только потому, что во времена Плотникова ни о каких доморощенных рэкетирах и слуху не было. Трудно было ожидать от него совета в таком деле. Но теперь, когда розыск буксовал, капитан был готов зацепиться за соломинку. «Человек по кличке Сурик мог ведь раньше, во времена Плотникова, заниматься и другими делами?» — думал Панин, подсознательно игнорируя заявление Печатниковой о том, что у рэкетиров, угрожающих Орешникову, были молодые голоса.
— Вас слушают,— отозвался Плотников, сняв трубку. Последние годы баритон Глеба Петровича превратился в дребезжащий тенорок.
— Как жизнь, Петрович? — спросил Панин.
— Жив, и то слава Богу,— отозвался старик.— А кто это говорит? Ты, Санек?
— Я, Глеб Петрович.
— Давно ты мне не звонил. Когда майорские звездочки пропивать будем?
— Как бы капитанские сохранить!
— Чего, чего? — переспросил Плотников.
— Сохранить бы капитанские,— повторил Панин.
— Все лихачишь? — старик хорошо знал об автомобильных проблемах Панина и осуждал его пристрастие к быстрой езде. «Мы-то все больше ножками, ножками,— любил говорить старик.— Недаром нашего брата топтунами звали».
— Ты чего звонишь? По делу или о здоровье справиться?
— По делу.
Старик не любил, когда с ним лукавили. А Панин был его учеником.
— Ну валяй, докладывай дело.
— Дело-то длинное,— сказал Панин.— Я заеду, подробно доложу. А пока скажите — кличка Сурик никогда не всплывала?
— Какая? — переспросил Глеб Петрович.— Шурик?
— Сурик,— повторил капитан громче, а сам подумал вдруг: «А если и вправду — Шурик?! Может, Печатникова плохо расслышала? Или говоривший шепелявил!» Ему стало даже жарко от такой догадки. Захотелось бросить трубку и тут же позвонить Печатниковой, запросить в картотеке данные на людей с кличкой Шурик. Но обижать старика было нельзя, и Панин слушал, как Платонов повторяет, словно пробуя слово на вкус: «Сурик, Сурик…»