Шрифт:
Третий мир
Пролог
Поездка к бабушке всегда была для Николая важным событием.
На дворе был конец нулевых, где-то между экономическим кризисом и аномально жарким летом две тысячи десятого, когда я получил тепловой удар. Уже во многих домах (почти во всех) были компьютеры, у людей – сенсорные телефоны, полностью овладевал людьми век Интернета. Но у бабушки Николая ничего из этого не было. Обычный старый деревянный дом с русской печкой, иконами в Красном углу, старой мебелью и большим книжным шкафом; о современной эпохе сообщал только громоздкий ящик-телевизор (к счастью, цветной) и предметы, появившиеся во время Советского Союза (холодильник, газовая плита и другие).
Николаю очень интересно было не только повидаться с любящей его родственницей,
Помимо игрушек у Николая было и другое развлечение – книги. К сожалению, из-за своего детского возраста Николай не умел читать, поэтому ему оставалось только рассматривать иллюстрации. Книги были самые разные: и детские – с красочными картинками на каждой странице и стихами, которые все учат в детском саду, и взрослые – скучные, с мелким шрифтом, неимоверно толстые и старые. Но и среди «взрослых» попадались книги с картинками (иногда даже цветными), где были изображены люди в причудливых старинных костюмах, весёлых и красивых, которые сейчас, почему-то, к сожалению, никто не носит. Связь Николая с книгами была очень сильна, что, конечно же, сохранилось и в будущем мальчика. Одна книга произвела на него особенно сильное впечатление, но об этом далее.
***
Прошло много лет, Николай уже учился в десятом классе. В апреле родители поехали к бабушке и его взяли с собой тоже, чтобы он помогал ей в огороде. Всё было как обычно: и бабушка встретила как обычно, и дела были совсем обычные, и Николай справлялся с ними по-обычному. Вот первый «эшелон» дел закончился, и мальчик побежал в дом.
Дом за эти тринадцать лет не слишком изменился: Интернета и компьютера так и не было, бабушка звонила по телефону-раскладушке, печка стояла на своём месте, только использоваться стала реже, Красный угол, кресла и диван со старой обивкой, книжный шкаф – всё как и было; единственное только, что громоздких ящиков-телевизоров стало два, а так ничего нового за эти годы не прибавилось.
Николай подошёл к книжному шкафу. Теперь его уже привлекали не красочные картинки в сборнике Агнии Барто, а те самые «взрослые», скучные книги, которые теперь уже скучными не были (кроме, разве что, Л. Н. Толстого: он был скучным до сих пор, но уже не отсутствием иллюстраций, а манерой повествования писателя). Пока семья работала в огороде, Николай спросил у бабушки, можно ли ему забрать некоторые из её книг. Бабушка разрешила (советуя забрать, как раз, Толстого). Сейчас мальчик как раз и выбирал книги, которые он заберёт к себе домой.
Пушкин? Конечно – любимый поэт. Маяковский? Да – будет интересно почитать, ведь его мало проходят в школе. Тургенев «Отцы и дети»? Несомненно – одна из самых любимых книг, которую Николай прочитал в электронном варианте, но хотел бы иметь у себя на полке в бумажном виде. Есенин? А где Есенин? Бабушка же говорила, что у неё есть сборник! Главное, какой-то Толстой есть, а Есенина (Есенина!) нет! Ужас!
Конечно, Николай взял ещё и других книг, но все их перечислять нет смысла. (Они с бабушкой потом пробовали всё-таки найти Есенина, весь дом обыскали, но так и не нашли. «Значит, забрал кто-то,» – просто сказала бабушка, не представляя, какая это трагедия для внука.) Все собранные Николаем книги были погружены в пакет-майку, и потом он перевёз их из города С., где жила его
1
Это тот самый город С., что упоминался мной в «Багровом следе».
Глава 1
Шли длинные выходные в честь праздника Первого мая. Николай сидел дома и что-то читал, как вдруг ему на телефон пришло сообщение от его подруги Анастасии, которая была на год младше и училась в девятом классе. Она собиралась идти в десятый и поэтому спрашивала Николая, есть ли у него «Отцы и дети» Тургенева. Эта книжка только-только появилась у мальчика, и он пока не собирался её перечитывать, так что мог её одолжить.
Николай встал, подошёл к книжной полке и взял с неё «Отцов и детей». Но эта книга показалась ему больно толстой, слишком толстой, чем должна была быть. Он начал листать её, чтобы убедиться, что с ней всё в порядке, пролистал дальше, почти в конец, как внезапно перед ним выскочила какая-то картинка. Николая мгновенно пронзил ужас, связанный с какими-то сильными жуткими воспоминаниями из раннего детства. Он выронил книгу. Из упавших «Отцов и детей» вылетела другая книжка, которая и добавляла её объёма. Обе книжки закрылись. Николай стоял в ступоре, сердце его колотилось, по телу пробежали мурашки, прихватило живот. Мальчик стал дышать медленно и глубоко, и вскоре к нему вернулось самообладание. Он поднял заметно похудевших «Отцов и детей», положил их на стол и взял в руки ту, вторую книжку. «А я ведь совсем и забыл о ней,» – подумал Николай. К нему пришли воспоминания.
В детстве среди всех бабушкиных книг была одна, которая оказала на мальчика наиболее сильное впечатление: она его напугала. В первый раз страх после этой книги прошёл к следующей поездке к бабушке, по после второго испуга маленький Коля захотел спрятать книгу и, видимо, спрятал её, засунув в «Отцов и детей» Тургенева. Теперь, много лет спустя, он снова держал в руках эту книгу, испытывая странные чувства.
Книга была в чёрной обложке, причём довольно старой и уже обветшавшей. На ней красными буквами было что-то написано, но что именно было написано, разобрать было трудно. Что точно было видно, так это одинаковые цифры, расположенные в разных частях передней стороны обложки и образующие между собой треугольники.
Внутреннее оформление книги также было необычным. Некоторые из её страниц были абсолютно чёрными, другие – чёрными с желто-оранжевым текстом, окаймлённым ярко-красной рамкой, какие-то страницы были красными, иные – (как это ни странно) белыми. На страницах был разный текст, а на некоторых – и картинки.
Текст был разных цветов: на белых и красных страницах – чёрный, на чёрных – красный или жёлто-оранжевый как цвет страниц очень старых книг, только ярче. Содержание текста было не менее необычно, чем оформление: буквы были то русскими, то латинскими, а то вообще вместо букв были какие-то иероглифы, реже – цифры; буквы то образовывали обычные слова, то складывались в такие сочетания, что не то, что прочитать, придумать невозможно. Понятные слова то составляли нормальные предложения, а то просто шли, никак не связанные друг с другом.
Картинки в этой книге были одна страннее другой: одна изображала курицу, пожирающую другую курицу, другая картинка – двух мёртвых свиней со вспоротыми брюхами, покрытых своей же кровью, на некоторых были изображены печально известные преступники прошлого, маньяки-убийцы, на других же – существа столь странные, что даже, наверно, выдумать таких было невозможно, на некоторых иллюстрациях – какие-то странные, искажённые человекоподобные сущности, скорее всего, демоны.
Николай всё листал эту книгу, разглядывал страницы с иероглифами и картинками. Сейчас они его уже не пугали. Наконец, он нашёл ту, что заинтересовала его больше остальных, ту, что возбуждала в нём наиболее сильные воспоминания из детства, полные и тёплой ностальгии, и холодного ужаса от этой книги с «демонами».