Третий (не) лишний
Шрифт:
Может, дело в полной изоляции от мира? Самолет со жратвой два раза в неделю не в счет. Ни интернета, ни ТВ, ни даже радио. Читал я как-то статью о кабинной лихорадке – расстройстве психики в малых изолированных группах. От депрессии до немотивированной агрессии. Месяц без притока внешней информации, когда рядом одни и те же рожи, – это не так уж и мало. Особенно если учитывать нашу и без того нестандартную ситуацию. C одной стороны, конечно, секс – это всегда выход агрессии и лекарство от депры, но кто знает. Или, может быть, настораживало, что
Когда летели на остров из Мири, казалось, что вот только окажемся на месте – и сразу же устроим дикую оргию. Потому что вся дорога – это была такая сплошная прелюдия со скользкими шутками и намеками, якобы случайными прикосновениями, говорящими взглядами. Твою мать, полпути в состоянии перманентного стояка – удовольствие ниже среднего. Почему-то сильнее всего зацепило, когда пилот гидроплана что-то сказал Янке – явно о нас, и она, обернувшись, кивнула и рассмеялась. Мол, да, оба мои. А как еще иначе это было понять?
Но стоило остаться на острове одним, включилось совсем другое. Из детства. Елки-палки, необитаемый остров! Робинзон Крузо и прочий Жюль Верн. Надо же все тут осмотреть, изучить! Уж не знаю, на что рассчитывала Янка, когда мы второпях втроем готовили обед из консервов. Наверно, что устроим Гигантский Тропический Секс сразу же, как только вымоем посуду. А мы ломанулись на разведку.
Кажется, она опешила даже. А потом рассмеялась и поплелась за нами.
Лес – ну почти так джунгли. Широкий ручей – почти речка. К центру остров плавно поднимался в гору. Другая его сторона была скалистой – мы видели, когда подлетали. И где-то там, высоко в скалах, прятался источник, а может, и не один.
– И правда, водопад! – Янка бросилась к небольшому озеру, из которого и вытекал ручей, бегущий в лагуну. Вода лилась в озеро сверху нешироким, но мощным потоком. Над камнями в брызгах стояла радуга. – Холодная!
Она была сейчас такой, как перед Новым годом, когда мы гуляли вечером в сквере, держась за руки. Или когда первого января лепили снежную бабу втроем. Как девчонка. Я смотрел на нее, и невольно хотелось улыбаться.
Если бы она всегда была такая…
Но если бы она всегда была такая, хотел бы я ее так сильно? Вот в чем парадокс.
Мы попытались скинуть ее в озеро, но Янка вырвалась и убежала, показывая язык. Обратно к пляжу. Когда мы ее догнали, она уже стащила с себя все и медленно заходила в воду, внимательно разглядывая песчаное дно.
– Вроде, все нормально, - махнула рукой. – Идите сюда!
Мы не заставили себя уговаривать. Чем-то напомнило аквапарк. Только теперь на ней не было этого паскудного купальника. И можно было все. Ну, почти все, потому что она заявила:
– Стоп, вы так меня утопите нахрен. Давайте уж как-нибудь на твердой поверхности. Только не на песке.
– А как же Sex on the Beach? – возмутился он.
– Да у нас тут везде один сплошной beach, куда ни глянь.
Не дожидаясь, пока они закончат препираться, я молча выволок
С каждым разом у нас получалось все лучше. И я не мог не признать, что это только благодаря Янке. Она напоминала мне дирижера оркестра, без которого вряд ли получится стройная мелодия. А еще ловил себя на том, что задвинул куда-то подальше досаду. От того, что ей мало меня одного. Как будто признал факт: мы нужны ей оба. Ревность и раздражение никуда не делись, но на крошечный шажок их опередило другое.
Когда я смотрел, как он трахает ее, как она облизывает его член не хуже, чем эскимо, это уже не только бесило, но и подхлестывало. Потому что знал: и мне достанется не меньше. Хотя, конечно, предпочел бы больше.
– У меня теперь вся кровать мокрая, - проворчала Янка, когда потом мы лежали, сложившись в какое-то сложное геометрическое тело.
– Ну ты же хотела на твердой поверхности, - хмыкнул он, положив руку ей на грудь.
– Вот и спи теперь в болоте, - добавил я, обводя пальцем складку под ее ягодицей. – И не рассчитывай, что кто-то из нас уступит тебе свою.
21. Антон
Релакс…
Какой, нахер, релакс – акклиматизация. Интересно, что в первый день они этого не почувствовали, а вот уже на следующий с утра навалилось. На всех хором.
– Мужики, хочу кофе в постель, - проныла Яна из своей комнаты. – Нет, не хочу кофе. Ни хрена не хочу. Только сдохнуть. Надо было в горы. Там хорошо. Там снег.
Антон проснулся еще затемно, долго крутился на неудобной узкой кровати, как пропеллер, а едва лишь стало светать, выполз на террасу и плюхнулся в шезлонг, чувствуя себя раздавленной морской звездой. Нормально началось в деревне утро.
Он смотрел, как темное небо светлеет, наливается красками – от лилового и малинового до белесо-голубого. Это было красиво. Но наводило на философские мысли о бренности и тщете всего сущего. Особенно если учесть, что шевелиться не было сил. От мысли о еде к горлу подкатывало, как с бодунища. Голова напоминала ведро с гайками. Секс? О господи, только не это. В трусах все умерло досрочно.
На Янкин скулеж из своей клетки выполз Денис. Раздвижные перегородки в доме поставили так, что проход в гостиную из их комнат был либо через большую спальню, либо через террасу. Антон нехотя повернулся и попытался разглядеть, что там происходит.
Денис стоял у Янкиной кровати четко в профиль и выглядел ниже пояса вполне так приапически. Задорная утренняя стойка.
Умойся, вяло позлорадствовал Антон, никому твои гигабайты не нужны.
– Что с тобой? – спросил Яну Денис. – Болит что-нибудь?
– Ничего не болит, добрый доктор Айболит, - профырчала она. – Просто, наверно, умру сейчас. Такое чувство.
– Чувство, - хмыкнул Денис, нащупав пульс у нее на запястье. – Наступило лето, расцвела капуста, у меня пропали половые чувства.