Третья дама

Сизуко Нацуки

— Понятно.

— Однако на обратном пути у меня появились кое-какие соображения.

Эда сгрёб со стола свои бумажки и засунул их обратно в карман, продолжая между тем самым непринуждённым образом излагать свои мысли. При этом он едва заметно улыбался, что случалось редко, когда он обсуждал деловые вопросы. Вообще-то он довольно часто «подпускал» в официальные отчёты соображения и мысли личного характера, необычным сегодня было другое — то, что сейчас его аудиторию представлял только один человек, Сасаки.

— После разговора с Умэдзаки я

поехал прямиком в полицейское отделение в Йоцуя и там узнал подробности самоубийства, случившегося два с половиной года назад. Потом я разузнал нынешний адрес вдовы Кумэ и поехал повидаться с ней. После разговора с ней я сразу вспомнил о человеке, который привязался к Умэдзаки в баре отеля вечером двенадцатого декабря и расспрашивал его о подробностях смерти Мичия Кумэ. Я тогда ещё подумал — а что ему стоит, так же как и мне, сесть на тот же поезд и добраться до Кита-Камакура? Эта мысль не давала мне покоя. Во всяком случае, то обстоятельство, что этот человек интересовался прошлым Мидори. А ведь знай он с самого начала о существовании Юко Кумэ и о том, что там произошло, он не стал бы расспрашивать об этом Умэдзаки и подвергать себя тем самым опасности быть выслеженным.

— Да. Только как вы докажете, что он проделал тот же путь, что и вы, и вступил в контакт с Юко?

— Разумеется, таких доказательств у меня нет. По крайней мере не было вначале. Прежде всего он не мог себе позволить поехать в полицию Йоцуя и получить там доступ к старым архивам, как это сделал я. Зато он мог раздобыть эту информацию другими способами — например, выудить всё, что ему было нужно, из Умэдзаки. Но если мы признаем, что он хотел вступить в контакт с Юко Кумэ, тогда возникает вопрос — как он мог это осуществить?

— Ну конечно, он мог придумать какой-нибудь способ вроде вашего. Мог, к примеру, сходить в её бывшую квартиру и узнать там её новый адрес, или навести справки через квартирное бюро, или встретиться с кем-нибудь из её старых друзей, которые объяснили ему, где она теперь живёт. — Сасаки не столько хотел высказать своё мнение, сколько подстегнуть Эду к дальнейшим рассуждениям.

— Вы правы. Я тогда решил — пятьдесят на пятьдесят, что он как-то контактировал с ней, поэтому я быстренько сделал ещё один звонок.

— Кому?

— Я позвонил костюмерше из театра «Журден», некой молодой особе по фамилии Саэки. Юко сказала, что они были подружками в школе. Я позвонил в театр и спросил, не знает ли там кто-нибудь нового адреса вдовы Кумэ. Тогда меня соединили с этой женщиной, которая со всей учтивостью выдала нужные мне сведения. Голосок у неё был нежный и мелодичный — прямо заслушаешься! Я сразу понял, что она, должно быть, красотка.

— То есть вы хотите сказать, что звонили этой женщине дважды?

— Да. Я спросил, не звонил ли ей, кроме меня, ещё какой-нибудь мужчина, который интересовался бы адресом Юко Кумэ.

— И что она сказала?

— Как вы думаете, что она сказала? Она сказала «да», звонил ещё какой-то мужчина. Это было в пятницу четвёртого марта, около девяти вечера.

Потом она принялась долго и подробно объяснять, почему так хорошо запомнила эту дату и это время.

По голосу Саэки поначалу приняла его за человека средних лет, раскованного и вместе с тем учтивого. Но когда она спросила его, приходится ли он Кумэ другом, он засуетился и поспешил сообщить, что они были друзьями, но он долго жил за границей и только недавно узнал о смерти Кумэ, после чего сразу же повесил трубку. И вот когда он так засмущался, то, по её словам, сам того не замечая, сбивался на кюсюйский акцент.

— Стало быть, на этот раз акцент был кюсюйский, — заключил Сасаки, поглаживая свой двойной подбородок.

— Кюсюйский выговор очень похож на кансайский. Тому, кто обладает определённым талантом, совсем нетрудно одурачить несведущего человека по части акцента. Важно здесь как раз то, что всё это произошло вечером четвёртого марта.

— По-моему, в ночь убийства Мидори её сестра Аканэ что-то говорила об этом?

— Да. Она сказала, что ближе к вечеру четвёртого марта видела, как сестра шла по тропинке к дому своей ученицы, и окликнула её с проезжей части. Аканэ ещё заметила тогда, что за её сестрой следовал незнакомый мужчина в очках.

— Вот! То-то и оно.

— И даже более того. В середине дня пятого марта Юко Кумэ обнаружила у себя на пороге подброшенный кем-то журнал. И в тот же день около трёх в отель «Эмеральд вью» позвонил некто, интересовавшийся, когда Мидори будет играть на фортепьяно в следующий раз. Управляющий отеля подтвердил, что такой звонок имел место.

— Понятно. Из того, что вы говорите, становится очевидным, что с десятого по двенадцатое января включительно и позже, четвёртого и пятого марта, какой-то мужчина средних лет или, может быть, двое мужчин крутились вокруг Мидори и Юко, пытаясь что-то вынюхать.

— Я полагаю, оба раза это был один и тот же человек.

— Да. Допустим, он убил Мидори, но как Юко вписывается в эту картину?

— У меня есть предчувствие, что этот человек-невидимка предпримет новую попытку приблизиться к Юко.

— А зачем ему это?

— Пока не знаю. Поначалу я думал, что Юко попросила его убить Мидори. Но тогда зачем ему было расспрашивать у Умэдзаки о Мидори и Юко?

— Верно. А может, он хочет и Юко убить?

Это довольно беспочвенное предположение всё же встревожило Эду.

— Но какой у него мотив убивать обеих женщин? Нет, я не удивлюсь, если этот таинственный невидимка предпримет ещё одну попытку приблизиться к Юко, но я не думаю, что он попытается убить её.

— А может, он в неё влюблён? — усмехнувшись, предположил Сасаки и встал.

В этой французской гостиной, где лишь отдалённо слышался шум бушевавшей бури, он внимал тихому, страстному голосу Фумико, когда она говорила: «А мне уже кажется, что вы стали частью меня, и надеюсь, вы испытываете те же чувства по отношению ко мне».