Третья дама
Шрифт:
Дом семьи Нагахара был выстроен в старом английском загородном стиле. Маленькие окна и обои с классическим тёмным узором в гостиной добавляли угрюмости атмосфере этого жилища.
В ночь убийства Мидори в гостиной горел электрический камин, теперь на его месте стояла пурпурная орхидея в горшке.
— Меня взяли в эту семью, когда умерла моя родная мать. Мне тогда было два года. Мне об этом никогда не говорили, а сама я была слишком мала, чтобы помнить. Но когда мне было восемнадцать, моей подруге понадобилось переливание крови, и я выразила готовность быть донором, вот тогда-то я случайно и обнаружила,
Иными словами, Аканэ оказалась внебрачным ребёнком своего отца.
— В тот момент я, конечно, была потрясена тем, что узнала, но потом заметила, что мои отношения с родителями и сестрой от этого нисколько не изменились. Взглянув на вещи объективно, я поняла, что все они очень хорошие люди и продолжают любить меня, так что я по-прежнему могла себя чувствовать полноценным членом семьи.
Едва заметная улыбка тронула европейские черты Аканэ, но голос её неизменно оставался спокойным и сдержанным. И всё же только что произнесённые слова, казалось, свидетельствовали о сильных чувствах, которые ей приходилось подавлять. Интересно, могли бы эти чувства вырваться наружу?
— Вы уж меня извините за то, что я вынужден задавать вам вопросы такого личного характера. Я ведь делаю это отнюдь не из любопытства. — И Эда поспешил сменить тему. Аканэ, воспитанная мачехой и выросшая в тени старшей сестры, могла питать глубокую ненависть к этой самой сестре. Задумавшись над этим, Эда обратил внимание, что сёстры очень схожи внешне, несмотря на то что родились от разных матерей. Только Аканэ, если спросить её, не было ли между ней и сестрой неприязни, наверняка откажется признать это. Обе они имели несколько европейскую наружность, хотя у Аканэ эти черты были выражены ярче, и ростом она была выше. Что же касается общего впечатления, то Мидори, которую Эда видел только уже мёртвой, судя по выражению лица, была довольно надменной особой. А вот Аканэ, похоже, отличалась более спокойным и доброжелательным нравом, нежели её сестра.
— В общих целях я должен задать вам несколько вопросов. Скажите, в минувшем декабре третьего и четвёртого числа были ли вы дома?
— Третьего и четвёртого декабря… дайте-ка подумать… Нет, я, знаете ли, не могу так сразу вспомнить. А почему именно эти дни? — спросила Аканэ, глядя Эде прямо в глаза.
— Дело в том, что в Фукуоке в эти дни кое-что произошло, и у нас есть основания полагать, что между этим происшествием и смертью Мидори имеется какая-то связь. Мы спрашиваем всех, кто проходит по делу Мидори, где они были в те два дня.
Эда не боялся приоткрыть перед ней часть правды. Если Аканэ не имела отношения к этим двум убийствам, то он не видел ничего страшного в том, чтобы раскрыть перед ней то, что им было известно. Зато если Аканэ и была той таинственной женщиной, которую они искали, то, упомянув при ней такие числа, как третье и четвёртое декабря, он давал ей понять, насколько далеко они продвинулись в расследовании.
— Наверное, я была дома в этот день. В ноябре у меня была выставка в Токио, а в декабре вроде бы ничего такого особенного не происходило. Впрочем, если хорошенько подумать, то, может быть, что-нибудь и припомню. — Произнеся эти
— Хорошо. Если что-нибудь вспомните, пожалуйста, дайте нам знать. А теперь я хотел бы ещё кое-что прояснить. Как я понял, в день убийства Мидори вышла из дома в шесть двадцать пять, и направлялась она в «Эмеральд вью», где собиралась выступить с музыкальной программой. В это время ваша матушка, будучи простужена, находилась у себя наверху, а домработница ровно в шесть ушла домой. Вы читали в гостиной, и Мидори заглянула туда, чтобы попрощаться. Я правильно понял?
— Да. Именно так всё и было.
— А когда Мидори ушла, вы всё время так и оставались в гостиной за чтением?
— Ах, нуда… Как же я забыла?! Просто во время нашего прошлого разговора, когда нашли её тело, я, видимо, была очень взволнована. Сразу после ухода сестры, примерно в половине седьмого, мне позвонили из Токио. Мне звонила редактор журнала, для которого я иногда делаю иллюстрации. Мы говорили о работе, и это заняло, наверное, минут двадцать. Помню, что не успела я повесить трубку, как мне сразу же позвонили из «Эмеральд вью» — интересовались, почему Мидори до сих пор не появилась. Ну а потом и вовсе началась суматоха, и сюда пришли из отеля люди, разыскивавшие её.
— Расскажите-ка поподробнее об этом телефонном звонке из Токио. Это был запланированный звонок, вы ждали его?
— Наверное. Я сейчас не помню.
— Понятно.
Эда с удовлетворением воспринял тот факт, что у Аканэ имелось неоспоримое алиби на момент убийства Мидори. То, что Мидори была дома до шести часов двадцати минут, подтвердила не только Аканэ. Такие же показания дал и управляющий отеля «Эмеральд вью». В тот вечер Мидори должна была играть на приёме в честь местного политика, и её отец, зная о её забывчивости и привычке опаздывать, попросил управляющего позвонить ей домой и напомнить о выступлении. Тот позвонил в двадцать минут седьмого, трубку сняла сама Мидори и сказала управляющему, что уже выходит.
Таким образом было доказано, что Мидори оставалась в живых по меньшей мере до шести двадцати двух или около того. Следовательно, Аканэ, разговаривавшая по телефону с Токио с шести тридцати до без десяти семь и потом сразу же снявшая трубку, когда позвонили из отеля, попросту не могла за это время сбегать в гараж, убить сестру, отогнать машину в заросли и вернуться. Машина с людьми, посланными разыскать Мидори, прибыла к дому Нагахара около семи, и на тот момент Аканэ стояла на пороге, ожидая их.
Разумеется, тот телефонный звонок из токийского журнала необходимо было проверить, но Эда был почти уверен, что всё окажется так, как сказала Аканэ.
Для Эды было важно, что у Аканэ имелось лишь смутное алиби на момент убийства Йосими и при этом весьма надёжное и солидное алиби на момент смерти Мидори. Вот если бы ему ещё удалось доказать её участие в заговоре с Дайго…
Аканэ была единственной, с чьих слов они узнали о мужчине, следовавшем за Мидори по тропе, когда та вечером четвёртого марта шла на урок. Впоследствии она, разумеется, не признала в этом мужчине Дайго, поэтому не исключено, что она водила их за нос, пытаясь сбить со следа.