Третья пуля
Шрифт:
Сняв картину со стены, он протянул её поглядеть Суэггеру, после чего забрал назад.
— Как видите, рамка словно из магазина «Всё за дайм». [205] Посмотрим, что с самой картиной.
Перевернув её, Гарри отогнул четыре клапана из мягкой меди, удерживавших основу в рамке и вытряхнул её из рамки, отчего картина с шелестом спланировала на пол. Подобрав её, Боб увидел, что она была сложена таким образом, чтобы оставались видны лишь шесть вязов, но в действительности это была иллюстрация из рассказа, напечатанного в «Редбуке», [206] называвшегося
205
десятицентовая монета
206
глянцевый женский журнал, печатавший в том числе любовные истории
— Боже милостивый, оказывается, это классическая пошлятина из пятидесятых! — воскликнул Гарри, повернувшись к Суэггеру. — Вы явили мне такую странность моего отца, о которой даже я сам не догадывался! Что это может значить?
— Не связано ли это с чем-то в вашем отце, в его мыслях — с чем-либо, что вам известно?
— Ни с чем. Я изумлён. К чему бы это?
— Пистолет тоже по-своему странный. Вещи связаны с числами, так что я подумал: не могут ли это быть радиопозывные, имена агентов, координаты на карте, цветовой код — что угодно, что могло быть связано с работой на разведку и каким-то образом навело бы нас на фальшивое имя, которое он сготовил для Хью Мичема?
— Другими словами — если понять этот пример, может оказаться, что он выведет на Хью — либо на другой пример, построенный по тому же принципу?
— Как-то так. Понимаю, что связь здесь очень тонкая, но это всё, что у нас есть.
— Тонкая или нет, но ваше восхитительное наблюдение выше моего разумения, сержант.
— Может оказаться, что за этим ничего не стоит, а ему просто нравились вязы, синешейки и «Маузеры».
— Однако ни деревьев, ни «Маузеров» он не любил. И в особенности он не любил синешеек, тем более керамических — в этом я могу вас заверить. Так что вполне возможно, что вы напали на след.
— Если и так, то мне не хватает ума, чтобы разобраться.
— Вот что я вам скажу: можете спокойно покопаться здесь. Как я уже говорил, сам я всё тут перерыл и могу заверить: тут нет порнухи, спрятанных записок от шлюх, расшифрованных приказов от его секретных хозяев в Кремле, киносценариев и вообще ничего интересного кому-либо кроме сына — однако, даже его сын ничем не заинтересовался. Оставлю вас наедине с Нильсом Гарднером, и если найдёте что-то — пусть оно придаст вам сил. Кофе, пива, бурбона, вина, сэндвич — чего угодно?
— Нет, сэр.
— Туалетная дальше по коридору, не стесняйтесь воспользоваться.
— Благодарю, мистер Гарднер.
Боб остался наедине с разумом Нильса Гарднера — по крайней мере, с его частью — и несколько устрашился этим. Кругом были книги, о большинстве из которых он никогда не слышал. Начав с верхней левой книги на верхней левой полке, — это была «Смерть в семье» Джеймса Эйджи — он приступил к методическому извлечению каждой с перелистыванием страниц в поисках вложений, закладок, подчёркиваний и чего угодно, проходя через полки от А до Я.
Дело заняло свыше трёх часов, и, исходя из захватанного, потрёпанного состояния томов Суэггер сделал вывод, что Нильс Гарднер воистину любил свои романы. Хемингуэй, Фолкнер, Достоевский, Толстой, Оруэлл, Диккенс, Вулф, Уэллс, Беллоу, Фридман, Голдинг, Бротиган, Пинчен, Фицджеральд, Крейн, Флобер, Камю,
Наконец, Боб перебрал всё, не найдя никакой странности, необычности или аномалии. Просто солидная коллекция читателя, вобравшая лучшие образцы и служившая его неудачной попытке написать длинную историю в прозе.
— Как дела? — спросил появившийся в дверях Гарри.
— Полагаю, что я как следует попытался. Однако, ни чёрта не узнал кроме того, что и так знаю — разве что к печали своей открыл целый мир непрочитанных мною книг.
— Меня эта комната в такое же чувство приводит. Я… — он прервался. — Наверное, это тоже впустую, но когда я сам тут искал всякое, я нашёл одну отложенную в сторону книгу. Это не вымышленная история. Книга старая, первое издание. Мне показалось странным, что она вообще была у папы. Он держал её в спальне, на ночном столике под кучей журналов. Куда я её дел?
Суэггер ждал, в то время как в голове Гарри разыгрывалась целая драма.
— Я отложил её, чтобы оценить, поскольку посчитал её ценной, но так и не… — тут его озарило, — Подождите. Я отнёс её на чердак, где хранятся старые папины костюмы, раздать бы их…
Он повернулся прочь, и Суэггер услышал, как старый дом зазвучал эхом шагов на два лестничных пролёта вверх и обратно.
Гарри вернулся с трофеем.
— Малопонятная викторианская научная книга. Автор мне слегка знаком — хоть и не помню откуда.
Он протянул увесистый том Бобу. Это были «Видения здравомыслящих людей» Фрэнсиса Гальтона, [207] весящие три тонны.
Открыв титульную страницу, Суэггер увидел, что книга была издана в 1884 году.
— Тут закладка, — указал Гарри.
Боб открыл старый том на странице, которой Нильс Гарднер когда-то в прошлом придал особое значение и оказался на развороте страниц 730 и 731, где находились комментарии Гальтона по поводу чисел и цветов.
207
британский учёный и естествоиспытатель XIX века, родственник Чарльза Дарвина. Занимался антропологией и расологией, является основателем евгеники
Избавлю вас от подробностей уик-энда и моего разговора с Лоном насчёт его возможного участия. Как вы уже могли догадаться, позже у нас состоялся ещё один, более жёсткий и драматический разговор, который я изложу в подробностях в своё время.
В целом же — мы с Пегги прибыли к пяти, выпили по коктейлю и поехали вместе с Лоном на обед в загородный клуб, где все его знали и любили. Кухня была отменная, и Лон пребывал в добром духе. Я бы сказал, что интеллектуальные усилия в решении проблемы воодушевляли его. На следующее утро мы с ним вышли на стрельбище, где он показал мне приготовленные боеприпасы и винтовку, убедив меня в том, что всё отлично сработает. Думаю, он догадывался, что за этим последует и не выказал удивления курсом, на который лёг разговор.