Третья раса

Янковский Дмитрий Валентинович

Мелькнула мысль вкатить Долговязому еще одну дозу грибка, но, подумав, я отказался от этой затеи. Она могла привести к резкому сокращению уровня сахара в крови, а это грозило уже не потерей сознания, а тяжелым шоком. Вообще с незнакомыми препаратами шутки в сторону. Так что мне оставалось только ухватить товарища за шиворот и буксировать по коридору в сторону выхода.

Очнулся он уже у самой пробоины.

«Барракуда! — показал он хорошо знакомый мне жест. — Эта красавица меня укатала. Где она?»

«Осталась в коридоре».

«Ну так дуй за ней, я сам доберусь. Не маленький».

Он слегка подтолкнул

меня в нужном направлении и вскоре скрылся из виду в черной мгле над головой, только луч фонаря был еще виден какое-то время. Мне совсем не улыбалось разыскивать по темным затопленным отсекам обезумевшую женщину, ловить ее и вытаскивать наружу. Но я не мог забыть того, что мне сказал Долговязый о людях и океане. Действительно, если мы начнем бросать друг друга, то океан очень скоро убьет нас всех. И отголоском той же мысли вспомнилось высказывание Лидочки о том, что когда-нибудь человечество наживет себе врага, с которым не сможет справиться. Именно наживет, я понял, что она хотела этим сказать. Мы слишком много внимания уделяем частностям, которые кажутся нам безумно важными, в результате чего порой утрачиваем способность видеть целое и много теряем на этом. Взять ту же платформу. Неужели в горячке всеобщего разоружения политикам важнее было наращивать собственный авторитет, чем взглянуть на проблему с точки зрения всего человечества? Неужели трудно было хотя бы теоретически предположить, что может появиться некий, пусть пока чисто умозрительный, враг, для борьбы с которым следовало оставить часть вооружений? Это же до какого маразма надо было дойти, чтобы самим себе с размаху выбить все зубы! Однако мы сделали это, и теперь оказались безоружными перед первой же серьезной опасностью.

Я думал об этом, пробираясь по залитым водой коридорам, и вдруг что-то выскочило из темноты, вцепилось мне в шею, сбило налобный фонарь и принялось колотить меня головой о переборку. Мне хоть и не легко давались в учебке уроки рукопашного боя, но даром они не прошли — я высвободился и коротко, без размаха ударил во тьму. Кулак ухнул во что-то мягкое и податливое, и только когда фонарь кувыркнулся, резанув лучом по глазам, я понял, что на меня напала Анна. Удар пришелся ей в живот, она согнулась пополам, после чего я без особого труда завернул ей руку за спину и поволок к выходу, прихватив фонарь. Женщина почти не сопротивлялась, только дергалась, словно в судорогах.

Вытащив ее через пробоину, я нацепил фонарь на голову и вызвал дельфинов, чтобы они помогли мне правильно выйти на кроличью нору. Прибыл один Тошка, причем в хорошем расположении духа — даже позволил держаться за его спинной плавник, чтобы удобнее было всплывать. А наверху, у выхода из раскрытого шлюза, меня уже ждал Долговязый с пятью моряками из команды «Рапида».

— Так, ребята, грузите их на носилки! — скомандовал отставник по-английски, едва нас с Анной вытащили из колодца. — Живее, живее! Мы там все надышались сжатым воздухом.

— А ты почему не в барокамере? — спросил я у Долговязого.

— Я следом, не грузись. Должен же я был убедиться, что с тобой все в порядке!

Чувствовал я себя вполне нормально, если не считать того, что для вдоха требовалось усилие воли, а сами легкие по-прежнему работать не желали. Но кессонная болезнь штука злая. И хотя мы дышали на глубине совсем не долго, но шутить с этим не стоит,

лучше поваляться часок в барокамере.

— Эй, Долговязый! — позвал я уже в медицинском блоке.

— Ну? — склонился он над носилками.

— А дышать я когда-нибудь начну?

— Через часик, — усмехнулся отставник. — Вот сейчас примешь флюкостат, и будет с тобой полный порядок. Грибок перестанет размножаться, количество углекислоты придет в норму, и задышишь, как дельфин. Не дрейфь, все рассчитано и проверено.

Я улыбнулся и довольно закрыл глаза. Где-то рядом была Леся, но суровые австралийцы наверняка распределили женщин в один отсек, а мужчин в другой.

«Ладно, — подумал я. — Максимум через пару часов нас всех отсюда отпустят».

Усталость и нервотрепка, между тем, взяли свое. Так что когда мне дали капсулу флюкостата, а затем устроили в тесной барокамере-одиночке, похожей на саркофаг фараона, я с удовольствием задремал. Не утихающий шторм раскачивал «Рапид», а вместе с ним и меня, от этого стало сладко и спокойно, как в детстве.

Глава 9

Тени прошлого

Проснулся я оттого, что в барокамере вспыхнул свет. Честно говоря, не ожидал, что после всего случившегося у кого-то поднимется рука меня разбудить. Мне казалось, что столь сложная спасательная операция, какую нам удалось провернуть с Долговязым, могла считаться достаточным основанием для достойного отдыха. По крайней мере, могли бы обойтись без побудки, а дать мне проснуться самостоятельно.

По тихому шипению было понятно, что камера разгерметизировалась и вот-вот откроется. Я уже начал готовить фразу по-английски, чтобы обругать нерадивого доктора, но вместо незнакомого лица увидел ухмыляющуюся физиономию Долговязого.

— Тихо, Копуха! — он приложил палец к губам. — Не шуми, а то разбудишь тут всех.

— Обязательно было будить? — вздохнул я.

— После смерти отоспишься, — беспечно отмахнулся он. — Тебе разве не интересно, каковы параметры биотеха, который чуть не утопил Лесю?

— Вот барракуда… Ты что, определил класс торпеды?

— Ну, я поработал над этим. Пока ты тут отсыпался, я дал команду инженеру хорошенько прозвонить сонаром пробоину и проанализировать данные. На, погляди.

Он сунул мне распечатку. Судя по ней, «Риф» атаковала высокоскоростная торпеда с общей живой массой четырнадцать килограммов и массой боевого заряда пять килограммов. Скорость на подходе к цели, непосредственно перед взрывом, составляла полных двадцать восемь узлов, что очень много для биотеха. Но больше всего меня поразили данные точного местоположения места подрыва относительно бортовой брони транспортника. Торпеда рванула аж в сорока метрах от борта! С тактической точки зрения это не имело ни малейшего смысла.

— Подойди она вплотную, — сказал я, — могла бы разворотить часть внутренних переборок и нарушить всю систему живучести судна.

— Вот-вот, — кивнул Долговязый. — Меня это тоже озадачило. Она ведь должна была определить класс судна, понять, что это не боевой корабль, после чего без опаски могла бить его точно в сварной шов. Вместо этого она заходит ему в хвост и подрывается в сорока метрах от левого борта. Нормально?

— Может, ее что-то напугало? — предположил я. — Сорнар, там, или удар молнии наверху.