Третья волна
Шрифт:
Дело в том, что построение новой цивилизации на обломках старой включает в себя создание новых, более подходящих политических структур сразу во многих государствах. Это болезненный, но необходимый проект, вызывающий потрясение умов своими масштабами, на осуществление которого, несомненно, уйдут десятилетия.
По всей видимости, потребуется длительная борьба, чтобы радикально реконструировать — или даже сдать на слом — Конгресс Соединенных Штатов, центральные комитеты и политбюро коммунистических индустриальных государств, Палату общин и Палату лордов, французскую Палату депутатов, Бундестаг, японский парламент, гигантские министерства и укоренившиеся гражданские службы многих стран, конституции и судебные системы — короче говоря, многие громоздкие и все хуже работающие аппараты предположительно представительных
Эта волна политической борьбы не остановится на национальном уровне. В предстоящие месяцы и десятилетия вся «глобальная правовая машина» — от Организации Объединенных Наций на одном конце до местного городского совета на другом — столкнется с усиливающимся, непреодолимым требованием перестройки.
Все эти структуры придется фундаментально изменить не потому, что они изначально плохи, и даже не потому, что они контролируются тем или иным классом или группой, но потому, что они все более неспособны работать — больше не отвечают нуждам радикально изменившегося мира.
Эта задача привлечет многие миллионы людей. Если этой радикальной реконструкции будут жестко сопротивляться, это вполне может вызвать кровопролитие. Следовательно, то, насколько мирным окажется процесс, будет зависеть от многих факторов — от того, насколько гибкими или непреклонными окажутся существующие элиты, от того, будет ли изменение ускорено экономической катастрофой, от того, возникнут ли внешние угрозы и военные вторжения. Ясно, что риск велик.
Однако риск, если не реконструировать наши политические институты, больше, и чем скорее начнем, тем в большей безопасности будем мы все.
Чтобы вновь построить работающие правительства и выполнить то, что вполне может быть важнейшей политической задачей времени, в котором мы живем, — нам придется разорвать накопленные стереотипы эры Второй волны. И нам придется снова продумать политическую жизнь с точки зрения трех ключевых принципов.
В действительности они вполне могут оказаться коренными принципами завтрашних правительств Третьей волны.
Власть меньшинств
Первый еретический принцип правительства Третьей волны — принцип власти меньшинств. Он предполагает, что правление большинства, ключевой легитимизирующий принцип эры Второй волны, все больше устаревает. В расчет принимается не большинство, а меньшинства. И наши политические системы должны все больше отражать этот факт.
Выражая верования своего революционного поколения, именно Джефферсон, снова он, утверждал, что правительства должны вести себя в «абсолютном согласии с решениями большинства». Соединенные Штаты и Европа — еще на заре эры Второй волны — только начинали долгий процесс, который в конце концов превратил их в индустриальные массовые общества. Концепция правления большинства полностью соответствовала нуждам этих обществ.
Сегодня, как видим, мы оставляем индустриализм позади и быстро становимся демассифицированным обществом. Вследствие этого все труднее — а часто невозможно — мобилизовать большинство или даже правящую коалицию. Вот почему Италия в течение шести месяцев, а Нидерланды в течение пяти жили вообще без правительств. В Соединенных Штатах, утверждает Уолтер Дин Бернхэм, политолог из Массачусетского Технологического института, «я не вижу сегодня основы для какого — либо положительного большинства по какому — либо поводу» [624] .
624
Верхам: «A Disenchanted Electorate May Stay Home in Droves», «The New York Times», February 1, 1976.
Поскольку от этого зависит их легитимность, элиты Второй волны всегда претендуют на то, что говорят от имени большинства. Правительство Соединенных Штатов было «представляющим народ… созданным народом… и ради народа». Советская коммунистическая партия говорила от имени «рабочего класса». Господин Никсон заявлял, что представляет американское «молчаливое большинство» [625] . И сегодня в Соединенных Штатах неоконсервативные интеллектуалы нападают на требования недавно поднявших голос меньшинств, таких как черные, феминистки, чиканос,
625
Молчаливое большинство:, p. 410.
Расположившись в крупных университетах северо — востока и мыслительных резервуарах в Вашингтоне, редко ступая в такие места, как Мариетта, Огайо, или Салина, Канзас, ученые — неоконсерваторы, очевидно, считают «Среднюю Америку» огромной немытой единой «массой» более или менее невежественных, антиинтеллектуальных «синих воротничков» в защитных шлемах и «белых воротничков», живущих в пригородах. Однако эти группы намного менее едины и бесцветны, чем кажется интеллектуалам и политикам на расстоянии. Найти консенсус в Средней Америке так же трудно, как и везде — в лучшем случае это мерцающий, перемежающийся консенсус, ограниченный очень малым кругом проблем. Неоконсерваторы вполне могут одевать свою политику, направленную против меньшинств, в мантию скорее мифического, чем реального большинства.
В действительности то же самое верно и для другого края политического спектра. Во многих западноевропейских странах социалистические и коммунистические партии заявляют, что говорят от имени «рабочих масс». Однако чем дальше мы уходим за пределы индустриального массового общества, тем менее разумны предположения марксизма. Ведь и массы, и классы во многом теряют свое значение в возникающей цивилизации Третьей волны.
Вместо высоко стратифицированного общества, в котором несколько крупных блоков объединяются, чтобы сформировать большинство, мы имеем конфигуративное общество — общество, где тысячи меньшинств, многие из которых временны, кружатся в водовороте и образуют абсолютно новые преходящие модели, редко объединяющиеся в 51 % консенсус по крупным проблемам. Продвижение цивилизации Третьей волны, таким образом, ослабляет саму легитимность многих существующих правительств.
Третья волна также бросает вызов всем нашим условным допущениям по поводу отношения правления большинства к социальной справедливости. Здесь, как и во многих других областях, мы наблюдаем поразительную историческую перемену. Всю эру цивилизации Второй волны борьба за правление большинства была гуманистической и освободительной. В остающихся индустриальными странах, подобных сегодняшней Южной Африке, это по — прежнему так [626] . В обществах Второй волны правление большинства почти всегда означало прорыв к справедливости для бедных. Ведь бедные были большинством.
626
Южная Африка: см. интервью с Roelof Frederik «Pil' Botha in Starke», p. 68. Южная Африка характеризуется как «еще индустриализирующаяся», хотя она обладает передовой технологической базой, поэтому важные сектора ее населения по — прежнему остаются за пределами индустриальной системы, как в Бразилии, Мексике, Индии и других подобных странах; остров вполне развитого индустриализма существует среди доиндустриальных условий.
Однако сегодня в странах, сотрясаемых Третьей волной, часто все совсем наоборот. У настоящих бедных нет, как правило, численного преимущества. В большинстве стран они — как и все остальные — стали меньшинством. И если исключить экономический Холокост, останутся таковым.
Следовательно, правление большинства уже не адекватно не только как легитимизирующий гуманизирующий принцип в обществах, вступающих в Третью волну.
Идеологи Второй волны стандартно оплакивают разрушение массового общества. Не видя в этом обогащенном разнообразии возможности для развития человечества, они склонны нападать на него как на «фрагментацию» и «балканизацию» и приписывать его усилившемуся «эгоизму» меньшинств. Это тривиальное объяснение подменяет причину следствием. Ведь усиливающаяся активность меньшинств — не результат внезапно вспыхнувшего эгоизма, а помимо прочего, отражение нужд новой системы производства, которая для самого своего существования требует намного более разнообразного, разноцветного, открытого общества, отличного от того, какое мы когда — либо знали.