Тревоги Тиффани Тротт
Шрифт:
– Тиффани?
Официанты убирали посуду после закусок.
– Тиффани?
Господи, моя старая любовь, Джон Харви-Белл. Капитан школьной команды «Колоссов». Правда, его героическую славу впоследствии затуманила неудачная попытка поступить в Кембридж. Но боже, он был все так же красив, хотя почти все мускулы заплыли жиром. Я забыла, какими синими были его глаза. Как «Веджвуд», [76] хотя волосы, когда-то белокурые, заметно подернулись сединой. Как для него типично – появиться только к горячему. Он всегда всюду опаздывал – но только не на
76
«Веджвуд» – тип фарфора и фаянса компании «Веджвуд».
– Как поживаешь, Тиффани?
– Хорошо. А ты?
– У меня все в порядке. Женат. Четверо детей. Изучал медицину в Эдинбурге. Сейчас живу на Харли-стрит. Работаю в клинике пластической хирургии. А ты чем занимаешься?
– Рекламой.
– О, понятно – «И великолепный молочный шоколад».
Забавно, что он вспомнил именно этот слоган.
– А ты замужем? – спросил он, когда принесли бисквит, пропитанный шерри.
– Нет. Нет. Слишком молода.
– Ха! Несомненно! Ну, здесь Уокер, мой бывший фаг, – он не женат, да?
– О да, – сказал Ник, глядя на меня с покорной улыбкой. – Я не женат, – повторил он, наливая портвейн в мой бокал.
– Слушай, Харви-Белл, – крикнул Тим Флауэрс через стол. – Мы с Уортингтом хотим знать, у тебя действительно что-то было с Толстушкой Тротт в 1978 году, во время Михайлова триместра? [77]
– О, ради всего святого, – сказала я, передавая бутылку налево.
– Так было или нет?..
– Какая наглость!
– С Тиффани…
– Ну пожалуйста, хватит!
77
Михайлов триместр – осенний триместр в некоторых школах, колледжах, университетах Англии; начинается в сентябре-октябре.
– И если было, то что она…
– Извините, я пойду поболтаю с Гленом Фиддичем, – сказала я. – Не успела еще с ним поговорить. Извините.
– Так вот, вы все идете по ложному следу, – заявил вдруг Уортингтон. – Все знают, что Толстушка Тротт была влюблена в Боджера!
Я остановилась как вкопанная.
– Я не была влюблена в директора школы, – сказала я. – Даже несмотря на то что он был, по общему признанию, необычайно приятный, обаятельный, либеральный и умный человек.
– Я помню, как ты смотрела на него во время службы в часовне, – сказал Уортингтон обвиняющим тоном. – Ты млела от восторга, когда он шествовал к аналою в своей мантии. Ты была от него без ума.
– Нет, – сказала я твердо. – Я просто восхищалась им, вот и все.
Это вызвало взрыв веселья.
– Ну, а я восхищался тем, как он меня ограбил, – сказал Флауэрс, – как раз на пару кило мяса с овощами. И даже не по моей вине. А из-за этого вызвали моих родителей. Думаю, здорово я поправил здоровье на тех обедах.
– Слушай, я не собираюсь обсуждать обстоятельства твоего совращения, – гнул свое заметно захмелевший Уортингтон. – Я хочу знать, действительно ли у Харви-Белла и Толстушки Тротт что-то было во время учебы в 1978 году.
Как трогательно. Но мне это уже надоело. Никаких потенциальных мужей здесь нет. И Лиззи
– О нет, не уходите, – попросил Ник. – Пойдемте с нами в «Анабеллу». Уортингтон – член клуба.
– Ну, может, в другой раз, – сказала я. – Мне надо домой – написать кой-какие слоганы. Всем до свидания. – Я помахала рукой. – Было весело. Пока, Джон.
– Пока, Тиффани, приятно было с тобой снова встретиться, – сказал он с вялой улыбкой. – И, пожалуйста, не стесняйся мне звонить.
– Звонить?
– Ну, ты знаешь. Я бы дал тебе скидку…
– Скидку?
– Ну, я мог бы дать тебе очень хорошую скидку на липосакцию или подтяжку.
– О, очень великодушно с твоей стороны.
– То же самое и тебе, Лиззи, – повторил он. – Я неплохо делаю подтяжку груди.
– Спасибо, – сказала она язвительно.
– О, не за что. – Он закурил гаванскую сигару. – Мы же школьные друзья.
– Нам определенно нужно принять это во внимание, – заявила она, выходя из столовой с развевающимся бархатным шарфом.
– Тиффани! – Это был Ник. Он сбежал за нами вниз по лестнице.
– Да, Ник.
– Харви-Белл не хотел вас обидеть. Он же туповатый – всегда таким был.
– Это верно, – сказала я. – Конечно, он считал, что оказывает нам любезность.
Но Лиззи не собиралась смягчаться. Она устремилась в гардероб, оставив меня наедине с Ником.
– Я просто хочу сказать, что, по-моему, ты выглядишь очень молодо.
– Спасибо, Ник.
– Нет, правда, ты точно такая, какой была в школе. Только стройнее, конечно. Намного.
– Спасибо.
– Я хочу сказать, что в моих глазах ты всегда будешь выглядеть на шестнадцать.
– Ну, очень мило с твоей стороны.
– Тиффани, так здорово было встретиться с тобой снова. Я хочу спросить, я знаю, что ты очень занята своими слоганами, но не могла бы ты поужинать со мной на следующей неделе?
– Что? Хм. Ну. Да, – я запнулась, – это было бы мило. Вот моя визитка. Э-э, позвони мне.
Два дня спустя, вернувшись с прогулки по Хайбери-Филдс, я обнаружила, что мой автоответчик неистово мигает. Я нажала клавишу. Бип-бип-бип.
– Здравствуйте, Тиффани, – ха, ха, ха, ха! Это Питер. – О господи, только его не хватало. – Мне было так приятно неожиданно встретиться с вами – ха, ха, ха, – а вам? Я просто хотел спросить, не хотите ли вы сыграть в теннис…
Я нажала на быструю перемотку вперед. Бип.
– Привет, Тиффани. – Это Салли. Звонит с работы. Как необычно. Ей ведь всегда некогда. – Тиффани, – сказала она, перекрывая своим голосом шум голосов вокруг. – Тебе не кажется, что жизнь удивительна? Тебе не кажется, что она чудесна? Теперь я это знаю! – О чем это она говорит? – Я всегда считала, что в путешествии по жизни мне ничего не остается, как только изучать карту, – продолжала она тихо. О господи, она, должно быть, напилась. На работе! – Но, – добавила она многозначительно, – думаю, я наконец нашла свой путь. – Нашла свой путь? О! Так вот оно что – она обратилась к религии. Это все объясняет. Ее захомутала какая-нибудь секта, хотя не думаю, чтобы Свидетели Иеговы смогли проникнуть на пятнадцатый этаж ее дома в Челси-Харбор. – Уверена, ты тоже найдешь свой путь, Тиффани, – продолжала она радостно. – До встречи!