Три аксиомы
Шрифт:
Енисей для Сибири все равно что Невский проспект в Ленинграде или улица Горького в Москве: плывут белые пассажирские лайнеры, идут на Игарку плоты, за Игаркой — окно в Европу. А Эвенкийский округ отрезан, замкнут в себе. Уж очень слабовато там насчет дорог: возвышенность, изрезанная глубокими оврагами, и внизу текут бурлящие порожистые реки с острыми каменьями — ни по воде, ни по сухопутку далеко не уедешь.
Весной полая вода поднимается высоко, закрывает камни, и тогда даже в эти реки заходят с Енисея пароходы, везут муку и крупу, соль и сахар, разный ширпотреб.
В остальное время года до окружного центра, поселка Туры, можно добраться на самолете. Но если захотите податься в глубину, выйдет не поездка, а экспедиция. Оттого и мало живет народу. В соседней Якутии на одного человека приходится пять квадратных километров, в Эвенкийском округе — целых семьдесят четыре.
Но, конечно, зачем одному человеку столько километров? Люди сосредоточились в поселках — три покрупнее да десяток совсем ничтожненьких, все они у рек, а тайга пуста.
В эвенкийской тайге преобладает лиственница, сосна встречается реже и не во всех районах.
Жители рубят для себя дрова и подновляют избы. Да им требуется самый малый пустяк. Лесозаготовки на вывоз из округа не ведутся: путей нет. Деревья живут до глубокой старости и умирают естественной смертью, не познакомившись с пилой и топором. Первобытность тайги ничем не нарушена.
Казалось бы, здесь и место «корабельным чащам» с исполинскими деревьями. Да не тут-то было. Сильно разочаровывает здешний лес своей мелкорослостью: престарелые лиственницы имеют такую же высоту и толщину, как сорокалетние и даже тридцатилетние в искусственных посадках Тимирязевской академии в Москве.
Я говорю об этом эвенкийскому лесничему П. Я. Преснякову, хозяину сорока девяти миллионов гектаров тайги.
— Да, лесок скромненький, — соглашается хозяин.
Здешний лесничий как английский король: царствует, но не правит. Подручных у него всего два лесника, а владения пообширнее королевства. И хотя Петр Яковлевич — неутомимым путешественник и, случается, арендует самолет для огляда сверху своего царства, но не думаю, что до конца жизни успеет побывать во всех уголках. Сверху поглядит, а по земле пройти не удастся.
Запас древесины в вековой эвенкийской тайге — сто кубометров на гектаре, редко больше. А под Ленинградом искусственно посаженная в XVIII столетии Линдуловская лиственничная роща в лучшую пору своей зрелости имела по 1800 кубов на гектаре. Видите, какая разница! Настолько она велика, что не может быть объяснена одними различиями в климате, тем более что лето в Эвенкии теплее, чем в Ленинграде.
Оказывается, эвенкийская лиственница может расти гораздо быстрее. Вот какая приключилась странная на первый взгляд история.
Летом 1908 года в эвенкийскую тайгу упал знаменитый Тунгусский метеорит, вызвавший большой интерес в ученом мире тем, что не пробил ни воронки и не оставил не только тела, но и вообще каких-либо твердых осколков. После тщательных исследований ученые пришли к заключению, что это был не обычный метеорит, а
Взрыв повалил деревья на пространстве в две тысячи квадратных километров. И не только повалил, а опалил, обуглил пожаром.
Видали вы, как вкапывают телеграфные столбы? Конец столба, который идет в землю, обмазывают смолой или обугливают на костре. Поверхностный слой угля предохраняет древесину от гниения.
Обугливание сваленных взрывом деревьев послужило неплохой дезинфекцией. Оно предохранило местность от заселения вредными насекомыми.
Место падения Тунгусского метеорита обследовано учеными. Экспедиции 1958 и 1960 годов установили, что вся подвергнувшаяся влиянию взрыва площадь заросла новым лесом. Ему уже пятьдесят лет. Возраст деревьев легко подсчитать по годовым кольцам на спиленном стволе.
То, что пустыри, да еще хорошо продезинфицированные, зарастают лесом, вполне обычно. Но участники экспедиций диву дались: пятидесятилетние лиственницы и сосны уже достигли такой же величины, какую имеют самые крупные престарелые деревья в окружающих лесах, не затронутых взрывом.
Диковинная разница в величине казалась чудом, и для объяснения выдвинута гипотеза о том, что метеорит содержал в себе какое-то неизвестное нам вещество; распыленное взрывом, оно якобы оказалось могучим удобрением и стимулятором роста.
Но в такой гипотезе нет нужды, все понятно и без предположений о чудесном веществе.
Присмотримся к законам жизни никогда не рубленной тайги. Там тоже происходит смена поколений, иначе прекратилось бы существование леса, ибо отдельные деревья смертны. Но даже на примере описанной Тургеневым рощи мы видели осложнения.
Смена поколений в лесу протекает иначе, чем в мире животных.
Дело в том, что дерево, во-первых, стоит в течение всей своей жизни неподвижно на одном месте и, во-вторых, вырабатывает пищу листьями или хвоей в солнечном луче; поэтому проблема жилой площади, да еще вдобавок освещенном солнцем, стоит в лесу так остро, как ни в каком другом обществе, где живые существа способны передвигаться с места на место.
У животных нарождающиеся поколения существуют и развиваются рядом с прежними: деды, отцы, дети живут вместе и одновременно без острой конкуренции, причем родители до известного этапа оказывают молодняку поддержку.
В лесу же наоборот. Там царит жесточайшая гегемония стариков; отцы убивают детей, а когда убийство становится уже не по силам, долгое время угнетают свое потомство.
Эвенкийская лиственница светолюбива, ее всходы начинают появляться в изреженном лесу, когда часть древостоя свалится на землю. Через просветы между деревьями падают солнечные лучи, и малышкам удается часок-другой погреться. А когда солнце прячется за верхушки, малютки погружаются в тень. Так и прозябают. Живут. Не погибают, но растут при таком скудном солнечном пайке замедленно: за целое лето вырабатывают пищу какую-нибудь сотню часов, вместо возможной тысячи.