Три блудных сына
Шрифт:
– Как… все? – оторопел гетман.
– Тебе нравится название: «Воеводство Московское Речи Посполитой»?
– Ты, – Замойский даже задохнулся от восторга, – ты великий человек!
– Пока еще нет, – вяло усмехнулся король, – но могу им стать. На карту поставлено гораздо больше, чем интересы нашей короны. Скажи, сколько независимых держав исповедуют греческую ортодоксальную схизму [122] ? Не напрягай лоб, тебе это не идет, я сам скажу: только одна – Московия. Если мы ее сокрушим и освободим от тирании кровожадного упыря, если объявим веротерпимость и разрешим братьям-иезуитам
122
Православие.
– Дни схизмы будут сочтены!
– Не преувеличивай. Среди моих подданных тоже много диссидентов-схизматиков; они духовно подпитываются из Московии. Скажем так: позиции схизмы будут подорваны, и она постепенно превратится в безобидную секту наподобие Моравских Братьев. К Вящей Славе Господней!
– К Вящей Славе Господней! – гетман благоговейно прошептал девиз ордена, в котором они с королем состояли еще с университетской скамьи. Замойского так покорило величие замыслов невзрачного больного человека, стоявшего перед ним, что гнилостный запах из королевского рта почти не замечался.
– Мне бы сейчас глубокую разведку при московском дворе, – шумно вздохнул король, отчего мерзкий запах волнами пошел по комнате. – Или знатного перебежчика… Что-то их нет последнее время.
– Есть перебежчик! – стукнул себя по лбу коронный гетман. – Родственник самого Малюты, чтоб ему в пекле жарче было! Уж неделю как под стражей у меня сидит…
– Аби круцем! [123] Так что же ты! – взвизгнул Баторий, и во взгляде воспитанного и образованного короля ясно читались все те выражения, что никак не подобает произносить вслух человеку воспитанному и образованному.
123
Чтоб ты сгнил! (лат.).
Давид Бельский почти не вслушивался в речь короля, он ждал перевода.
– Ласло, переводи.
– Я Иштван, ваше величество. Ласло на польский переводит.
– Неважно. Переводи.
Потомок побочной ветви славного венгерского рода Ракоци обиженно хмыкнул, но перевел:
– Ты не предатель, ты воспользовался старинным правом русского рыцарства на переход от дурного сеньора к хорошему. На моей службе много русских, твоих единоверцев, и я доволен ими. Послужи и ты, будь верен – и не пожалеешь. Благородное шляхетство Речи Посполитой пользуется правами и священными привилегиями, которые никто не может отнять. Ваш царь, как я слышал, называет бояр своими холопами и может выпороть любого?
– Выпороть, отобрать имущество, убить – в любой миг, как захочет, – угрюмо ответил Бельский.
Баторий подавил завистливый вздох и с приветливой ласковостью сказал:
– У нас тебя никто не тронет; за измену, конечно, казнят, но только по приговору суда равных. Жалую тебя…
Дальше пошел перечень никому не известных названий; наверняка, пески да болота, а население – комары да лягушки. Бельский поклонился в пояс и принялся усиленно благодарить за милость. Благосклонно выслушав его слова, Баторий подвел боярина к карте и спросил, понимает ли он, что на ней изображено. Бельский показал и назвал основные ориентиры, стараясь дышать в сторону.
– Скажите, пан Бельский, хорошо ли царь укрепил
– Куда там! Хорошо укрепить – это старые стены сносить надо, да новые строить. Говорил я ему, только он не слушал…
– А моя разведка доносит, что земляные работы там ведутся.
– Конечно! Вы ведь на Москву через Смоленск пойдете, этого только слепой не увидит, а Иван не слепой. Сволок в Смоленск все, что стреляет, войск лучших нагнал! Даже с Дикого Поля людей снял; сунутся крымчаки – остановить нечем.
– Но в Смоленске мне предстоит серьезный бой, не так ли?
– На то и война, ваше величество, вам не привыкать. Но верх ваш будет, не сомневайтесь.
– Не сомневаюсь. А есть крепости сильнее смоленской?
– А то! Псков, Новгород Великий… но это в стороне от вашего пути.
– Вам, пан Бельский, известны мои пути? Что вы можете сказать о Пскове?
– Большой город, каменная стена. Не шибко высокая, но толстая, крепкая.
– «Шибко, не шибко»… ни одной цифры, как всегда у русских… это не переводи. Спроси, сколько пушек на стенах, велики ли, сколько войск в городе, кто воевода…
– Пушки есть, но немного и невелики; при них пушкари городовые, по наряду. А войск и вовсе нет: где взять-то и чем кормить? Ратные люди [124] городские есть, сколько – не знаю, но поставить на стены хватит. А воеводой там Иван Шуйский. Ничего про него не скажу, в деле не видел. Говорят – толковый.
Король задумался, глядя на карту. Его тонкие губы брезгливо поджались, взгляд застыл, пальцы теребили шахматную фигуру, похожую на крепостную башню.
– Идите, пан Бельский, – сказал он наконец. – Служить будете на юге, стеречь границу от татарских набегов, вам это знакомо. Вишневецкий укажет, где.
124
Ополченцы.
Бельский поклонился и вышел. За дверью он перевел дух и нащупал в поясном мешочке фигурку шахматного коня, подаренную на прощание Иваном Грозным. [125]
– Что скажешь? – спросил король своего гетмана, когда они остались одни.
– По-моему, он говорит правду.
– Это несомненно. Псков – готовая армейская крепость, которую мы возьмем легко, без потерь. Это как раз то, что нам нужно.
– Выступаем, повелитель?
– Конечно. Несколько отрядов, и медленно, медленно. Посмотрим, как отреагирует Московит. И еще подумаем.
125
Версия о том, что Давид Бельский не был предателем, а выполнял задание Ивана Грозного, принадлежит великому русскому историку, профессору Р.Г. Скрынникову.
Через неделю возбужденный гетман ворвался в королевские покои с известием о том, что выдвинутые ко Пскову отряды атакованы русскими и частично порублены.
– Кто? Кто командует русскими? – нетерпеливо спросил Баторий.
– Князь Дмитрий Хворостинин…
– Очень хорошо! – король удовлетворенно потер руки. – Лучший из лучших! Нас уводят от Пскова, Ян. Пся крев! Псков беззащитен. Двигаем армию, всю, и немедленно!
Глава 6
1581 год, Псков